— Проходи. Тебя ждут.
Антон?
Но это была Наташа. Сидит на кухне в углу, бледно улыбается. На столе одинокая упаковка зефира. Чашка. Мутное стекло окна.
— Что мне передавал Стив?
— Сейчас принесу.
Пушкин с готовностью сорвался с табуретки и убежал.
— Привет. — Ева села за стол. — Что пьем?
— Кофе. Я так замерзла. — Наташа сжалась, словно до сих пор чувствовала холод.
— Где?
— Сашу пришлось долго ждать.
Сочувствовать Наташе не получалось. Не жалко ее было. Сама виновата: разве не видит, что с Пушкиным связываться нельзя?
— А ты где учишься?
Наташа стала говорить, но все это было неважно, и Ева почти не обращала внимания. Школа, познакомились, ходили, странно…
— Да, странно. — Прислушалась к шебуршанию в коридоре. Как будто Пушкин подземный ход копает.
— Ну? — крикнула через дверь.
Сразу выплыл Пушкин с телефоном.
— Да, конечно, — вещал он в трубку. — Буду рад!
— Кому? — насторожилась Ева.
— Я всегда рад людям! — расплылся в лягушачьей улыбке Пушкин. — Держи! Надеюсь, там то, что там есть. А то у нас одного парня тоже вот так попросили передать, а на конечной станции его полиция встретила и в отделение отвела. Наркотики. А другой коробку приятельнице вез. Хорошо, догадался заглянуть. Мина. С часовым механизмом.
— Как это?
Ева смотрела на лежащий перед ней диск. На принтерной картинке пятерка в цилиндрах и смокингах. Один в темных очках. «Коппелиус».
— Жизнь, мать моя, разнообразная!
Это Ева уже поняла.
Диск записи альбома группы «Коппелиус». Принес Стив. Бред какой-то.
— Ты не представляешь, что мы намутили в воскресенье. Блеск! Паяли и ваяли целый день.
— Как твое ружье поживает?
— Нормально! — Пушкин развалился на табурете, притянув к себе безвольную Наташу. — А боги все свою машину делают. Говорят, вот-вот.
— Они могут.
— У нас один парень тоже говорил, что умеет с вышки прыгать. Что летом в деревне с пятиметровой ивы в речку сигал. Да еще с разбегу. А в бассейн пришли, он от вида воды позеленел.
— И умер.
— Почему умер? Жив.
— Значит, скоро помрет.
В дверь позвонили.
— О! — многозначительно поднял палец вверх Пушкин и убежал в коридор.
От услышанных голосов закружилась голова. Александр Николаевич.
— Ты что? — тихо спросила Наташа.
Ева держала чашку и не замечала, что медленно наклоняет ее, что чай льется на ноги. Он ее преследует. Значит, Пушкин был прав! Ой, мамочки, спасите!
— Ничего.
— Какая компания! — вошел, потирая руки, Александр Николаевич. — Чаем угостите?
— Конечно! — сорвалась с табурета Наташа.
— Смотрите, что у нас есть! — Пушкин торжественно выставил на стол огромную коробку торта. Сквозь прозрачную пластиковую крышку видны белоснежное безе, иголочки сахара, изгибы мраморного крема. — Попируем!