Валевский подумал, что теперь его очередь заявить о себе:
- Мои обязанности скромнее, - сказал он,- я прогнозист-аналитик. Пятьсот девяносто семь
баллов из шестисот возможных по окончании Университета Союза, и вот я в вашей
команде.
Инсуб удовлетворённо хмыкнул. Они скрепили знакомство рукопожатием.
- Как к вам обращаться? - поинтересовался Марк.
"По идее, новичок здесь я, и, значит, я должен был спросить об этом. Бездна, корпоративная этика - штука тонкая и обоюдоострая", - подумал Арт, слегка растерявшись от того, что его опередили. "Лучшая визитка мужчины - его ладонь", - говаривал отец. Ладонь Марка крепкая, тёплая и сухая...
- Можно Арт, и на "ты", если это допускает служебный устав. - Валевский улыбнулся. Получилось немного скованно. Рядом со щеголеватым инженером он чувствовал себя провинциалом, но решил меньше думать о таких пустяках.
В ближайшие выходные Арт вместе с Марком отправились обмыть серьёзную покупку: инсуб приобрёл котёнка.
Кабачок где-то в отдалённом секторе столичного рифа выбирал Эйджи. Валевский никогда ещё не посещал этот район. Движущаяся лента тротуара везла их по плавно изгибающейся спирали с яруса на ярус, всё выше, к вершине небоскрёба, занимавшего у основания квартал. Облицовка первых этажей представляла собой рельефы, выполненные в великолепном розовом мраморе, и изображала стихийные силы молодой планеты, творившей первые свои горы и океаны. Розово-опаловые разводы искусственного камня постепенно сменились великолепием коричневых с золотыми и чёрными прожилками стен на уровне пятого яруса. Теперь рельефы изображали эволюцию жизни на Земле: от примитивных форм к венцу творения - человеку. Затем мимо долго скользили, уходя вниз, зеленоватые с лилово-фиолетовой нитью плитки, окаймлённые сложной резьбой, скрывая под великолепным декором глухие, без окон и галерей, этажи. Люди, несомые лентой тротуара выше и выше, проплывали вдоль сменявших друг друга портретов представителей всех рас и эпох, заключённых в этих резных рамах, выплавленных в зеленоватой имитации камня, отполированного до ледяной гладкости.
Четверо незнакомцев, непримиримые эстеты, напыщенно обсуждали рельефы, объявив метод гладкой полировки недостатком современной скульптуры. Это не мешало им неутомимо фотографировать монументальные "Ступени эволюции", один из шедевров столичного рифа, как делали многие в толпе, предпочёв прогулочную ленту тротуара закрытому скоростному лифту.
Ещё через десяток уровней фасад здания сделался белоснежным. Теперь его украшали надписи на языках Надмирья в окружении фрагментов чертежей и формул; и примитивные схемы древних учёных начинали эту манифестацию Разума. Освещённый ярким галогеновым солнцем Союза, светлый фасад слепил глаза, одновременно заполняя всё существо светом до краёв, до кончиков пальцев. Белоснежность сияющих стен доставляла эйфорию, какую у подводников вызывает встреча с открытым пространством на поверхности моря в солнечный день.