Я вышла из часовни. Хотя вечернее солнце было еще ярким, на горизонте собирались тучи, предвещая грозу.
«Именно такое небо подходило для столь убогих похорон», — подумала я, проходя сквозь калитку на кладбище.
Вспомнив те случаи, когда мне приходилось следовать по этой извилистой тропинке, я в нерешительности замедлила шаг. Мой путь лежал к усыпальнице Сфорца, вырубленной у подножия небольшого холма. Каждый мой поход в этот сырой, похожий на пещеру склеп заканчивался весьма плачевно. Неудивительно, что это внушило мне глубокую неприязнь к данному месту.
К счастью, в этот раз мне не придется спускаться под землю. Место, отведенное для могилы Беланки, находилось в дальнем углу кладбища. В отличие от представителей знати, которые покоились в каменных гробницах, она найдет свое последнее пристанище в могиле, едва заметной за спутанными кустами дикого винограда. Я с грустью подумала, что ей суждено вечное одиночество, поскольку у нее не было семьи, рядом с которой она могла бы быть похоронена.
Действительно ли она была одна в этом мире, или, как и я, покинула свой дом в какой-нибудь деревушке, чтобы отправиться навстречу великим приключениям, которые, как ей казалось, ждали ее в Милане? Может быть, у нее были родители — а также братья и сестры, которые не находили себе места от беспокойства по мере того, как проходили месяцы и годы без каких-либо весточек от нее. Узнают ли они когда-нибудь о постигшей ее участи, или ее исчезновение будет терзать их до конца жизни?
Все эти вопросы были равно применимы и в моем случае, что не слишком радовало. Посему я сосредоточилась на разворачивающемся передо мной действии. Чувствуя себя не в своей тарелке, пребывая среди скорбящих — хотя мои намерения были самыми благими, — я держалась в сторонке. Лидия снова разрыдалась столь горько, что у меня самой слезы навернулись на глаза. Я отчаянно заморгала, еле сдерживаясь, и с каменным лицом стала смотреть, как дьяконы поставили настил из досок на землю и подняли тело Беланки.
Ее саван так сильно облегал тело, что нисколько не скрывал его очертаний. Под сопровождение последнего «Отче наш» и всхлипывания прихожан монахи без лишних церемоний опустили ее в могилу.
Краем глаза я заметила тень неподалеку. На этот раз я не стала скрывать свой интерес и обернулась.
По моему телу пробежала дрожь, когда я узнала в человеке, прислонившемся к близлежащей усыпальнице, солдата из часовни. На фоне коричневатого потрескавшегося камня его темная фигура в черной тунике и черных с красным штанах казалось еще более темной и мрачной. Поверх туники на нем была надета прилегающая черная кожаная куртка, и сквозь разрезы на рукавах выглядывала белая рубашка — наряд, говорящий одновременно об изысканности и суровости. Обязательный меч у бедра, декоративные ножны, блестящие на послеполуденном солнце. По его манере держаться за оружие я почувствовала, что — декоративный или нет — этот кусок стали в его руках мог быть смертоносным.