Портной бросил на стол охапку разных тканей и повернулся ко мне.
— На самом деле, я даже не хотел брать денег с твоего дорогого учителя, ведь он предоставил мне такую бесценную возможность, — воскликнул он, — но вынужден был это сделать, причем с должным пылом. Но прежде чем мы начнем твое преображение, ты должна мне рассказать, что происходит при дворе.
Памятуя, что Луиджи верно хранил мой секрет вот уже несколько месяцев, я, не колеблясь, решила довериться ему. Взяв с него слово хранить молчание, я рассказала портному о подозрениях учителя относительно таинственной гибели служанок Катерины. И даже поведала об увлечении Катерины картами Таро, поскольку мне пришло в голову, что Луиджи может что-нибудь знать о подобного рода предсказаниях.
Пришлось, однако, умолчать о намерении Моро устроить брак своей воспитанницы с герцогом одной из провинций. Это было, как выразился учитель, политическим делом. Если портной случайно предаст мое доверие, то расплачиваться за это придется Леонардо.
Луиджи слушал меня с живым интересом. Время от времени он кивал, вероятно, когда мои выводы совпадали с его собственными. Только после того как я закончила, он озвучил свои мысли. К моему стыду, однако, его слова касались лично меня:
— Так, сдается мне, бравый капитан стражи вытеснил великого Леонардо из твоего сердца, — подняв бровь, произнес он с хитрой улыбкой.
— Нет, даже не возражай, — перебил он меня, когда я, краснея, попыталась опровергнуть это утверждение. — Являясь знатоком этих дел, я способен услышать твои чувства в твоем голосе. Возможно, именно поэтому ты так охотно согласилась на дикий план твоего учителя. Осмелюсь предположить, что как только ты снова наденешь длинное платье, ты исхитришься повстречаться раз или два с прекрасным Грегорио.
Конечно же, мои невнятные возражения на это еще более абсурдное заявление нисколько не поколебали его снисходительную уверенность. Луиджи заулыбался еще шире и принялся перебирать части одежды, разбросанные на столе. Когда я возобновила свои попытки оправдаться, он прекратил свое занятие и достал сверток белоснежного льна с одной из полок.
— Вот, иди за занавеску и надень это, — скомандовал он, бросая мне этот сверток, оказавшийся прекрасно пошитой белой рубашкой.
Бросив на него оскорбленный взгляд, я схватила рубашку и удалилась в указанный им альков. Однако когда я с облегчением расшнуровала корсет, который носила, чтобы скрыть женские формы, и проскользнула в рубашку обнаженным телом, то мгновенно позабыла свою размолвку с портным.
Это было самое прекрасное исподнее, которое мне когда-либо приходилось надевать, более достойное знатной дамы, чем молодой женщины моего сословия. Я счастливо вздохнула, подумав, что Луиджи понял наставления учителя чересчур буквально. Я спросила себя, во сколько обойдется Леонардо одна только эта рубашка… и, если так пойдет дальше, хватит ли мешочка с флоринами, чтобы оплатить мой новый гардероб?