Там его ждал Рон Уизли.
Нет, Гарри не испытывал заблуждений о том, каков характер у Провокатора. Он знал, что недостатков у его приятеля достаточно. И что языком парень метет только так, не задумываясь, что и кому сказал. Просто это была последняя капля, последняя соломинка. И мелкий сорвался в абсолютно безобразную истерику. Так что, когда Уизли высказал ему свою обиду на то, что «тоже мне друг, называется, сам бумажку кинул, а меня кинуть не позвал» и прочее в том же духе (в том числе и о деньгах), Воробей вскипел и послал его, так сказать, Запретным лесом на хутор за насекомыми, тоже особо слов не выбирая. После этого он достал матнию-невидимку и, хлопнув дверью, вылетел обратно в гостиную, где другие еще праздновали. На полпути к выходу подростка заметили близнецы Уизли и прицепились с каким-то вопросом. Шкет громко попросил их хм… отстать от него. Дальше досталось Финнигану, который имел несчастье поинтересоваться, чего это Поттер завелся. К тому же парень был ирландцем, а шумное празднование в какой-то момент показалось мелкому чем-то похожим на ирландские же поминки. После получили свое и все остальные, в самых крепких выражениях. В завершение, дав клятву всем назло выжить и победить, Воробей удалился в практически полной тишине: гриффиндорцы были порядком впечатлены монологом — я б сказала, загибом — Поттера, и даже ломающийся голос оратора, порой дававший петуха, не смог испортить впечатление.
Больше глупостей мелкий натворить не успел, поскольку в темном переходе рядом с лестницей его отловил Добби и силком утащил в Выручай-комнату, где и напоил успокоительным. То ли свобода, то ли изучение грамоты благотворно подействовали на домовика: день ото дня он становился все более вменяемым и толковым. Едва ушастый услышал о чемпионстве и реакцию на оное «сэра Гарри», он немедленно трансгрессировал ко мне. Для подростковых истерик было совсем не время: мелкому нужна была холодная голова, так что обратно домовик отправился с целым мешком настоек, таблеток и зелий.
Испытанные средства не подвели: буквально через двадцать — весьма экспрессивных и все почти на гаэльском — минут Воробей представлял собой образец спокойствия и благодушия. А что глаза у него периодически слипались — так это тоже было неплохо: хоть выспится, все равно выходные. Обратно, в башню, малыш в тот вечер так и не вернулся. Он лег спать прямо в Выручай-комнате, наплевав на навешанные на него следящие заклинания и отмахнувшись от моих доводов. Ну и к черту, когда еще я могла бы от души поговорить с ребенком?