Впрочем, все произошло так, как и предполагала баронесса. Цецилия выслушала мать с удивлением, смешанным с беспокойством, и затем спросила:
– Это не разлучит меня с вами?
– Нет, дитя мое, – ответила баронесса, – напротив, это поможет нам никогда не расставаться!
– В таком случае располагайте мною, как вам будет угодно! – весело сказала Цецилия.
Как и думала баронесса, ее дочь испытывала к Эдуарду только братскую привязанность. Но юное дитя могло обмануться в своем чувстве, ведь, кроме Эдуарда и его отца, она никого не видела и потому не могла знать, что такое любовь.
Девушка согласилась тем более легко, что это не разлучало ее с матерью.
Совсем другое дело было с маркизой де ла Рош-Берто: при первых словах баронессы об этом союзе она объявила, что это чудовищный мезальянс, на который она никогда не согласится.
Глава Х
Человек предполагает
В следующее воскресенье Дювали, не нарушая установленной традиции, приехали навестить баронессу, которой пришлось занимать гостей в одиночестве, потому что маркиза мучилась головной болью.
Ни одного намека не было сделано насчет будущего союза, только госпожа Дюваль и баронесса сердечно обнялись. Эдуард подошел к руке Цецилии, и девушка покраснела.
Все знали о плане господина Дюваля, и его семейство было счастливо поданной надеждой.
Баронесса не могла не чувствовать некоторого рода обеспокоенности: за последние триста лет в ее роду не заключался ни один неравный брак. И хотя она имела твердое убеждение в том, что это нарушение аристократических законов доставит счастье ее дочери, она не могла справиться с одолевавшей ее тревогой.
Цецилия, наблюдая за матерью, начала замечать ее нездоровье. В тот день баронесса, возможно из-за охватившего ее волнения, почувствовала себя особенно нехорошо: лицо ее то наливалось кровью, то становилось смертельно бледным, а из груди временами вырывался сухой кашель. Когда подали десерт, баронесса встала и вышла. Обеспокоенная, Цецилия последовала за матерью и нашла ее прислонившейся к стене с платком у рта. Увидев дочь, баронесса быстро спрятала платок, но Цецилия успела заметить на нем следы крови. Она вскрикнула, но мать заключила ее в свои объятия, и через некоторое время обе вернулись в столовую.
Госпожа Дюваль спросила о причине, заставившей баронессу выйти, с таким участием, что та призналась в своем нездоровье. На глаза Цецилии навернулись слезы.
Прощаясь со своими гостями, дочь баронессы умоляла Дюваля под каким бы то ни было предлогом прислать к ним на следующий день самого лучшего врача из Лондона, и Дюваль пообещал ей это.