Тогда госпожа Марсильи впервые рассказала дочери о том, что еще не так давно они были богаты, владели собственным домом, поместьями, замками, но все это оказалось продано и их единственным прибежищем стал загородный дом, который они взяли внаем в этой маленькой деревушке, однако они лишатся и его, если им нечем будет за него платить.
Цецилия захотела узнать, на что же они жили до сих пор, и баронесса не утаила от дочери, что источником их доходов, который скоро иссякнет, были бабушкины бриллианты. Бедная девушка спросила, не может ли она чем-нибудь помочь своему семейству, и тогда мать объяснила ей, что почти всегда судьба женщины зависит от ее замужества. Цецилия вспомнила о союзе, про который говорила ей мать, и бросилась в ее объятия.
– О, милая маменька! – воскликнула она. – Клянусь вам, я буду счастлива, если выйду за Эдуарда!
Госпожа Марсильи оценила всю самоотверженность дочери и поняла, что с этой стороны препятствий задуманному не будет.
Так проходили дни, недели, а состояние баронессы все ухудшалось. Между тем жизнь в эмиграции обещала продлиться недолго: поползли слухи о том, что Бонапарт вернет трон Бурбонам. Поговаривали об окончательном разрыве между первым консулом и якобинцами, уверяли даже, что Людовик XVIII писал по этому поводу Наполеону и получил от него в ответ два письма, все еще позволявшие надеяться наследнику престола.
В это время герцогиня де Лорж вернулась в Лондон и запиской известила баронессу, что на следующий день приедет в Хендон.
Эта новость обрадовала всех, особенно маркизу: она опять будет в своем кругу, ей будет с кем говорить и, как она сама выражалась, можно будет очиститься от этих Дювалей.
Маркиза даже пригласила Цецилию в свою комнату, что случалось теперь лишь при крайне важных обстоятельствах, и запретила ей упоминать при герцогине де Лорж о безрассудном плане замужества, придуманном баронессой в минуту помрачнения ума. Те же строжайшие наставления получила и госпожа Марсильи.
На следующий день, в два часа пополудни, когда баронесса, маркиза и Цецилия сидели в зале, к загородному домику подъехала карета. Скоро раздались удары молотка в дверь, и через несколько секунд горничная доложила о герцогине де Лорж и шевалье Генрихе де Сеннон.
Почти уже восемь лет баронесса и герцогиня не виделись, они обнялись как две давние подруги, которых ни время, ни разлука не заставили забыть прежних отношений. Госпожа да Лорж не могла, однако, не заметить разительной перемены, произошедшей с подругой: лицо ее запечатлело следы болезни.
– Я очень изменилась, – тихо сказала баронесса герцогине, – но прошу вас, не нужно сейчас об этом, вы только встревожите мою бедную Цецилию. Немного погодя мы уйдем с вами в сад и там обо всем поговорим.