Самая таинственная тайна и другие сюжеты (Акунин) - страница 15

Подержав паузу, Зайцев подмигнул:

— Спокойно, ботва. Дедушка с вами.

Ему нравилось пугать туристов, но молодежь не испугалась, а заинтересовалась.

— Кто в этих местах может жечь костры? — с любопытством спросил Марат Лебедев. — Охотники? Беркены?

В безлюдных лесах и горах с незапамятных времен обитал скуластый, низкорослый народец. В энциклопедиях его причисляли к малым народностям Севера, хотя точной численности этого охотничьего племени никто не знал. Новорожденных и умерших они не регистрировали, детей от школы прятали, в армии не служили, в больницах не лечились. Жили при советской власти так же, как при царях, — били зверя да пили водку. Ни с русскими, ни с манси не роднились, всё сами по себе: никто им не нужен, и они тоже никому ни за чем не сдались.

Туристы на пути ни одного беркена не встретили. Только на деревьях кое-где попадались непонятные письмена, вырезанные ножом, — переписка лесных обитателей.

— Я слыхал, — оживился Донченко, — будто где-то в горах есть капище Беркен-Чага, ихнего бога. И будто беркены таскают к нему в подношение золотой песок и самоцветы.

— Брехня, — отрезал Зайцев. — Если б беркены умели мыть золото, продавали бы. Никогда такого не бывало. А самоцветов в этих краях нету.

Но Юрке хотелось интересного.

— А еще говорят, здесь по речкам и ручьям добывают золото черные старатели. Из кавказских выселенцев. Кого встретят в лесу — режут.

— Черные артельщики есть, это правда, — солидно кивнул Максим. — Мужики лихие, живут по своим законам. Но зимой какое золото? Все ручьи промерзли. Гуляют старатели в городах, по ресторанам.

В палатке был не такой мороз, как на улице, но всё же минус. Все сидели в свитерах, в шерстяных носках. Обувь была сложена в углу, у железной печки. Перед тем как лечь спать, все надевали валенки или войлочные тапки, но сначала как следует их нагревали. Только печка-самоделка сегодня что-то капризничала. Дежурный по лагерю Коля Шмит провозился с ней битый час и плюнул. Сходил в ближний лесок, сложил у входа в палатку кучу хвороста для завтрашнего костра. По вечерам лыжники питались всухомятку, только разогревали на спиртовке чайник. Зато утром обязательно ели горячее: кашу с тушенкой, бульон из кубиков.

Пока остальные болтали, Шмит трудился. Разложил на клеенке сухари, стал резать корейку. Торопился — по распорядку ужин начинался в десять.

Режим в походе соблюдался строго. С Игорем Долотовым, старшим группы, шутки плохи. Так-то он был парень свойский, веселый, но малость ушибленный общественной работой. Говорил: «Это не просто турпоход, это идеологическое мероприятие. Никаких карт, никаких блатных песен. И железно сухой закон».