Самая таинственная тайна и другие сюжеты (Акунин) - страница 26

Охотнее всех пожертвовать своими «визуальными терминалами» во имя межпланетного сотрудничества согласились Максим Зайцев и Зина Добрынина.

А что такое «артикуляционный дифференциатор», с первого раза поняла только Зина — она всегда разгадывала шарады, ребусы и кроссворды быстрее всех.

— Вам нужен мой язык? — сказал она. — Да пожалуйста, не жалко. Он у меня знаете какой длинный? Я им до кончика носа достаю. Показать?

Давно известно, что литература плохо рифмуется с жизнью. В романах и легендах всё логично, одно проистекает из другого, там горбатого могила исправит, а от осины не родятся апельсины. Урия Гип не совершит красивого поступка, Ланселот Озерный ни при каких обстоятельствах не уронит рыцарскую честь.

В реальной жизни выходит иначе. Какое-то там всё не черное и не белое, а пятнистое.

Это я вот к чему.

Сейчас, в связи с 200-летней годовщиной, много пишут о войне 1812 года. Вот и мне вспомнился один маленький эпизод из недавнего прошлого, когда я довольно плотно занимался некоторыми аспектами Бородинской битвы.

Я тогда готовился писать роман «Квест», и мне нужно было изучить список французских военачальников — командиров соединений и частей, — которые сложили голову на Бородинском поле. Как вы знаете, в сражении полегло рекордное количество наполеоновских генералов и полковников. По уставам той эпохи, командир должен был показывать солдатам пример доблести и при атаке скакать впереди, а его эполеты и плюмаж становились отличной мишенью для неприятельских стрелков.

В поисках героя-удальца с подходящей для романа биографией (потом этот персонаж не понадобился) я заинтересовался шефом первого конно-егерского полка. Барон Меда был сражен картечной пулей, когда вел своих солдат в сабельную атаку. Voilá une belle mort, подумал я. Разыскал биографию полковника — и ахнул. Как будто встретил знакомого из далекого прошлого. Причем такого знакомого, которого когда-то сильно не любил, даже ненавидел. (Ну да, у меня очень личные взаимоотношения с историей, я этого и не скрываю.)

Это павший смертью храбрых барон Меда

Историей я увлекаюсь с детства. В пионерском возрасте (то есть за сорок лет до «Квеста») мне больше всего нравилось читать про Великую французскую революцию, а кумиром моим был Максимилиан Робеспьер. Я не виноват, такие уж были времена. Якобинцы у советских авторов считались предшественниками большевиков, а их вождь — вроде как французским Лениным. Только Робеспьер мне нравился гораздо больше Ленина, потому что был молодой, красивый, безукоризненно одетый и умер завидно, с достоинством.