- Согласен, - выдохнул из себя молодой инженер.
- Вот и славно, - широко улыбнувшись, сказал Рачевский. - Поверьте, много людей сотрудничает с нами, и я вас уверяю, еще никто об этом не пожалел. А теперь, пойдемте в вагон-ресторан и перекусим. Я угощаю. Надо же отметить ваш день рождения.
- У меня уже был день рождения в этом году.
- Ну, ну, всего несколько часов назад вы родились заново и в рубашке, а я, так сказать, принимал роды при помощи своей трости.
- Что значит «в рубашке»?
- Это русская поговорка, означает, что вы счастливчик.
- Да уж, счастливчик.
- А что, вы фактически вышли сухим из воды в сложившихся обстоятельствах. У вас есть деньги и серьезный, о, я вас уверяю без излишней похвальбы, весьма серьезный покровитель в моем лице. Впереди у вас свадьба и счастливая семейная жизнь. Все, что с вами произошло, через какое-то время будет казаться вам не более чем неприятным сновидением.
- Хорошо, - сказал Дитрих и впервые за весь день улыбнулся. - Пойдемте, я признаться, очень голоден.
1 сентября 1904 года. Копенгаген
Инспектор криминальной полиции Нильсен зашел в кабачок поблизости от того причала, где стояло судно «Плавучий маяк семнадцать», с тем, чтобы задать бармену пару вопросов о деле, которое вел.
Бармен, он же хозяин заведения, толком ничего не смог прояснить, и Нильсен, намотавшись за день, присел в угол с кружкой пива.
- Добрый вечер, господин Нильсен, разрешите перекинуться с вами парой слов? - обратился подошедший к столику слишком прилично одетый для местной публики мужчина.
- Кто вы?
- Меня зовут Арнолд, я интересуюсь делом Ларсена.
- Вы хроникер из какой-нибудь газетенки? - устало спросил Нильсен, но, окинув незнакомца опытным взглядом, добавил, - хотя непохоже.
- Вы правы, я не журналист.
- Тогда, господин Арнолд, почему вас так интересует судьба смотрителя маяка, он ваш родственник, знакомый? - спрашивал инспектор Нильсен у этого странного иностранца. Инспектор был человеком опытным и обычно сходу определял национальность собеседника, по внешнему виду, акценту, какому-то определенному выражению глаз. Он приобрел эту способность, много лет работая в самом криминальном портовом районе Копенгагена, где свидетелями, преступниками и потерпевшими становились самые разнообразные личности со всего света. В данном случае Нильсен находился в некотором замешательстве. Перед ним сидел мужчина возрастом лет около сорока или чуть за сорок, приятной наружности, хорошо одетый, во внешности его было что-то семитское, вьющиеся темные волосы, острый подбородок, характерно крючковатый, хотя и небольшой нос, но серо-голубые славянские глаза никак не вязались с образом еврея. Говорил он мягким баритоном по-французски с каким-то акцентом, но каким? Может быть, бельгийским?