Юноша пожал плечами, недовольно скривил губы, но всё же, обещал отправить письма.
Потянулись долгие дни одиночества. Ева практически не выходила из комнаты, почти не ела и не спала. Она боролась с чувством тоски по дому, по родителям, по друзьям, по Тимору. Но сама уже верила, что все, кто был в её прошлом, ненавидят её, что возвращаться теперь просто некуда. Спала она по несколько часов в сутки, снов не видела и радовалась этому. Ночи были пустыми, как и дни. Киран не беспокоил её, Трой установил в комнате камеру, чтобы не проверять каждые пять минут, не наложила ли их с братом гостья на себя руки.
На шестые или седьмые сутки добровольного заточения, около полуночи, в уютную спальню, освещенную лишь небольшим ночником из яркого витражного стекла, вошёл старший Филипс. Он явно был чем-то недоволен. Пленница бросила на него равнодушный взгляд, снова уставилась в окно, которое было единственным интересующим её объектом уже множество бессонных ночей. Визитёр взобрался на мягкое кресло в углу, отвернул камеру в сторону, подошёл к девушке почти вплотную.
— И долго ты собираешься чахнуть здесь? — спросил он грубо. Но она даже не моргнула, проигнорировала вопрос. В тёмных глазах вспыхнул гнев, кулаки сжались сами собой, однако мужчина постарался взять себя в руки. — Завтра поедешь со мной на студию, Кирану нужно в институт, он не может сидеть дома круглые сутки, как ты.
— Я не прошу его сидеть со мной, — вяло ответила Ева, также не глядя на собеседника. Тот зарычал глухо, схватил её за плечи, развернул к себе, чуть наклонившись к бледному, напуганному лицу.
— Ты снова провоцируешь меня? Захотелось боли?!
Она немного опомнилась, мотнула головой, с ужасающим сожалением понимая, что уже разбудила демона в чёрной душе пленителя.
— Я дал тебе время, но ты и не пытаешься начать жить, только угасаешь всё быстрее в своём затворничестве! Думаешь, моему брату приятно смотреть на это? Я, как мог, сдерживал его пыл, просил не трогать тебя, дать время оправиться. С завтрашнего дня ты начинаешь жить по-человечески! Поняла?!
Девушка кивнула, стараясь сдержать подступающие слёзы обиды и усталости.
— Вот и умница, — прорычал мужчина ей на ухо и быстро вышел из комнаты, хлопнув дверью. Она осталась наедине со своим отчаянием, заставившим бедную невольницу забраться под одеяло и тихо рыдать там, в ожидании тяжёлого, беспокойного сна.
Утро началось рано, громкий стук в дверь разбудил Еву часов в семь. Не дожидаясь ответа, Трой вошёл в комнату, бросил на кровать какие-то вещи и предупредил выходя: