Молодой человек тоже постоял немного, пытаясь удостовериться, что видит именно ту, кого ждал, затем, не отрывая взора от оторопевшей прохожей, убрал телефон в карман куртки и медленно подошёл ближе.
Девушка хотела бы сейчас прокрутить возможные варианты ответов на вероятные вопросы старого знакомого, но в голове стоял такой треск, что мысли умирали, не успев родиться. Она стояла молча, глядя на губы парня, ожидая его слов, как приговора. Взглянуть в глаза она боялась — просто не знала, какими они будут, что в них удастся прочесть, а может они сразу поразят её гневными молниями и испепелят душу? Воспаленная фантазия тут же нарисовала эту бредовую картину, и в животе противно заворочалось нервное предчувствие.
— Ева? — нерешительно спросил юноша, вглядываясь в чуть затуманенные зелёные глаза.
Она узнала своё имя, но из уст бывшего друга оно звучало, как чужое. Появились даже сомнения, её ли он имел в виду? Её ли ждал здесь?
— Да, — тихо ответила девушка, не зная, что ещё можно сказать. Она всё также не решалась поднять взгляд, но почти побелевшие от зимнего холода губы, на которые она смотрела, были неподвижны уже слишком долго. Девушка болезненно сглотнула, переведя взор чуть выше, и тут же устремив его за прозрачной капелькой, скатившейся по обветренной коже раскрасневшейся щеки.
— Я приехал, чтобы увезти тебя домой, — едва заметно, несмело улыбнувшись, наконец произнёс Саша.
И снова повисла тишина. Ева, сопротивляясь нервной дрожи, бьющей всё тело, пыталась связать в голове хоть какой-нибудь ответ. Если бы даже она не была больна сейчас, как бы отреагировала? Скучает ли она по дому? Или хочет остаться с Троем? Вчерашняя ночь, много ли она изменила в их отношениях? И что будет, когда братья вернуться? Ревность старшего даст ему забыть о любви к Кирану? Или он будет, как и прежде, срываться на своей безвольной пленнице, страдая в этом пропитанном порочностью любовном треугольнике? В любом случае, что бы ни произошло, когда они вернутся, как бы всё не изменилось — прошлое умерло, когда беглянка согласилась уехать из дома, не попрощавшись даже с родителями. Хотя, наверное, ещё раньше — когда она надела короткое чёрное платье и, приняв отвратительно-развратный облик, вышла ночью к дежурной аптеке на углу улицы, где уже ждал автомобиль маньяка-сценариста.
— Я не поеду, — произнесла девушка отрешенно, глядя в то место, где одинокая слезинка впиталась в плотную тёмно-зелёную ткань мужской куртки.
— Я никогда не поверю ни одному слову из тех, которыми ты описала свою невероятную любовь к Кирану, — голос Саши звучал непривычно глухо. — Ты не умеешь врать, даже на бумаге.