* * *
В чуме показалось круглое каменное лицо Ябто.
— А ты крепкий парень, сынок, — сказал широкий человек, садясь у постели Лара. — Столько дней без еды, а жив, да еще имеешь силы кусаться. Крепкий парень.
Ёрш приподнялся.
— Что мне делать с тобой? Убить?
Ёрш молчал.
— Иначе ты поубиваешь здесь всех. Сначала Ябтонгу, потом Явире, потом, когда немного подрастешь, меня. Вэнгу и старика я не считаю…
— Мы боролись, — наконец промолвил приемыш. — Все по правилам.
— Ну да, — кивнул Ябто, — действительно по правилам. — Скажи прямо, ты ведь ненавидишь Ябтонгу, своего брата?
Ерш молчал.
— Ненавидишь, — ответил за него широкий человек.
— Он сказал, что будет ездить на моей спине. Моей и Вэнга, — наконец проговорил Лар. И добавил:
— Не сейчас… потом.
Ябто расплылся в улыбке.
— Вот как, — сказал он. — Какой умный у меня сын.
— Скажи — кто я? — вдруг спросил приемыш.
— Ты — ублюдок, — спокойно ответил Ябто.
— Мать говорит то же самое. Вы все невзлюбили меня. Скажи, я — чужой?
Ябто снял с пояса плеть и приподнял ею подбородок Лара.
— Кто мне свой, а кто чужой — решаю я сам, не спрашивая ничьего совета. Чужим мне может стать любой, кто живет в моем стойбище. Ты бы лучше спросил о другом: сколько я скормил тебе мяса и что получил взамен?
Широкий человек замолк и произнес после недолгого молчания:
— Разве плохо тебе жилось, мальчик?
Лар поднял глаза — они были злыми.
— Хочешь меня убить — убивай.
Ябто убрал плеть с подбородка Лара.
— Могу и это.
Он встал, собираясь уходить. У порога обернулся.
— Скажи, ты уже хочешь женщину?
Лар отвернулся.
— Хочешь, хочешь, — хохотнул Ябто, — я в твои годы уже хотел. Теперь слушай меня. Я тебя женю. На красивой девушке из хорошей семьи. Если тебе дорога жизнь, не выходи из чума, пока я сам к тебе не приду.
— Есть хочу, — сказал Лар.
Но широкий человек не слышал этих слов. Он заметил движение в дальней части чума, подошел, вытащил меня из-под шкур, одной рукой, как щенка, вышвырнул наружу и следом вышел сам. От страха я вжался в землю, но Ябто прошел мимо, не сказав ни слова.
* * *
В тот день Лар не получил ни крохи еды.
Я был близко и не мог подойти к нему. Я страдал и жил его душой. Я чувствовал — он лежит, слышит, как разговаривают люди, раздаются глухие хлопки топора и редкий пронзительный треск сучьев, — это мать трудится над очагом; он слышит гулкий удар большого котла о что-то твердое, наверное, камень, и последовавшую за этим ругань…
Лар не разбирает слов, они были ему не нужны, чтобы понять — там, очень близко, творится жизнь, которая совсем недавно была и его жизнью. Он глядит на свои руки, шевелит пальцами, бессмысленно рассматривает внутренность чума и понимает свое нынешнее настоящее, которое уже не соприкасается с настоящим этих людей.