— У тебя голова, тунгус, всего лишь жилище для вшей, — сказал он сквозь одышку. — Иначе бы ты понимал, что твое дело — живым отсюда уйти, а не в гости напрашиваться.
После этих слов стойбище запрыгало от хохота — хохотали сыновья поигрывая сверкающими отказами, хохотали рабы, обнимая песты, хохотал сам Железный Рог…
Не смеялся только Ябто — он подошел к старику и всадил ему нож в живот.
Он сделал это без суеты, молчаливо и привычно, как будто поддел кусок мяса из котла, и сыновья Тогота, не сумевшие сразу постичь неуловимого провала из смеха в смерть, промедлили мгновение, которое стоило им жизни.
Откуда-то из пространства вылетело две стрелы — одна прошила голову молодого остяка, другая пробила плечо его брату, стоявшему в нескольких шагах. Двое оставшихся судорожно шарили невидящими от изумления глазами, ища стрелков, — этого замешательства было достаточно для того, чтобы Ябто и Железный Рог бросились к ним и прикончили ножами.
Жизнь тайного стойбища пресеклась, как жизнь бледного насекомого, о котором говорил кузнец, смеясь над шитолицым.
Тогот был еще жив, когда тунгус подошел к нему и сказал:
— Зря, старик, ты не позвал нас в гости. Где твое оружие?
— Горе тебе будет от остяцкого железа, — промолвил Бальна побелевшими губами. — Тебе и твоему юраку. Падальщику…
Сыновья широкого человека выбрались из своих засад и бежали в середину становища. Ябтонга будто повредился умом, он не кричал — он скулил, ибо в его утробе бесновался обезумевший дух легкой победы. Он пускал стрелы в мертвые тела остяков и остановился только когда отец кинул в его голову кусок рыжего камня, валявшегося под ногами. Явире, приплясывая, искал свою стрелу, которая попала в плечо одного из сыновей Тогота.
Ябтонга примчался к отцу и заговорил, показывая на укрытие рядом с лазом в горе, откуда люди кузнеца выносили рыжий камень.
— Отец, там хаби, они живы. Они прячутся — дай мне их убить, отец, не откажи мне…
Гусиная Нога почти плакал.
— Понравилась война, сынок?
Ябтонга дрожал, будто вылез из ледяной воды. Он не ответил.
— Ты, наверное, думаешь, что такая война будет всегда?
— Отец, разреши мне…
Подбежал Блестящий — его взгляд был таким же умоляющим. Ябто принялся думать о рабах старика, но мысли прервал Железный Рог и показал пальцем на распадок.
— Смотри…
Только сейчас Ябто увидел две едва заметные ровные полосы — след лыж уходил в низину и пропадал между сопок.
— Я глядел близко, след уже под снегом, — сказал тунгус. — Он ушел давно, наверное, почти сразу, как мы пришли сюда.
Не сговариваясь, оба бросились к укрытию в горе, где, как щенки в метель, клубком лежали невольники Тогота — все они остались живы. Шитолицый выхватил одного за шиворот малицы.