И вот сплетница поведала молчаливому посетителю, что за последние седмицы через город прошли мало не сотня колдунов. На самом деле Клотильда слышала только о двоих и при том о магах, но разве это имеет какое-то значение? Где двое, там и сотня! Где маги, там и колдуны!
Тут справедливости ради нужно заметить, что старый зеркальщик (известный горожанам как мастер Баруз) оживился. Однако оживился вовсе не по причине интереса к «Колдовскому Заговору», а потому, что не любил слушать глупости.
— Да брось, женщина! — посетитель хлопнул ладонью по стойке. — Вся-то новость в том, что при дворе Атийского короля помер старый волшебник. Говорят, в состав Великого Магического Совета входил. Ну и чародейное место пусто не бывает — рвутся претенденты на смену. Скажешь тоже — колдуны.
И зеркальщик усмехнулся.
Клотильда решила обидеться, даже отвернулась от вредного деда и взялась тереть полотенцем уродливое зеркало. Старик вздохнул и устремил тоскливый взгляд туда — в засиженные мухами тусклые глубины. Ещё бы! Как мастер-зеркальщик он не мог без содрогания смотреть на это чудовищное творение чьих-то неумелых рук. Хорошо хоть могучее тело трактирщицы заслоняло большую часть обзора…
И всё же, если Баруз и захаживал в «Перевёрнутую подкову», так только из-за этого безобразного зеркала. Покойному хозяину таверны сей образчик уродства достался то ли от бабки, то ли от тётки. А Клотильда, верная памяти почившего супруга, уже который год отказывалась снимать чудовище со стены.
И вот теперь старик сидел, подпирая рукой подбородок, и размышлял, что бы такое придумать, дабы придать зеркалу сносный вид. Может багет? Или лучше драпировку? А если попробовать… тут его размышления прервались, поскольку Клотильда соскучилась обижаться и решила продолжить беседу:
— А я нутром чувствую. Нутром. — Провозгласила она. — Что-то грядёт.
Женщина вновь склонилась к посетителю. Перед носом зеркальщика всколыхнулась невероятных размеров грудь, на которой подпрыгнул медальон с портретом почившего супруга.
— Колдуны эти, рано или поздно, таких дел натворят… — предрекла трактирщица, — мой покойный муж всегда говорил: «Настанет день, когда вся эта шушера передерётся и простым смертным, ой, как не поздоровится».
Зеркальщик поморщился и почёл за благо откланяться — оставил на стойке пару медных монет и вышел на улицу. Удушливый зной накатил на него, а палящее солнце ослепило после полумрака таверны. День стоял ясный, радостный и безоблачный. Столица безмятежно дремала под палящими лучами солнца, и в королевстве Флуаронис, вне всяких сомнений, царил покой.