— Будьте добры, продиктуйте мне адрес Института истории языка и литературы, — попросила я.
— Минуту…
В трубке запел Элтон Джон. Интересно, у меня хватит денег, чтобы дождаться ответа? По-моему, на карте у меня не больше трех единиц…
— Записываете? — осведомилась женщина.
— Да-да!
Телефонистка продиктовала адрес. Я добросовестно запомнила его, вышла из телефонной кабинки и сразу же записала. На всякий случай.
Институт, в котором работал покойный Казицкий, располагался в старом уютном тупичке. Здание тоже было старым и уютным, с фасадом, украшенным колоннами, как дворянская усадьба. Ступени, похожие на гармошку, вели к высокому крыльцу, огороженному каменной балюстрадой. Похоже, особняк действительно был старинным. Судя по классическому архитектурному стилю, примерно девятнадцатого века. Точнее не скажу, образования не хватает.
Я еще раз с горечью ощутила собственную ущербность. Господи, до чего учиться хочется!
Я поднялась на полукруглое крыльцо. Здесь стояли двое мужчин и курили. По-видимому, работники института.
«Что ты делаешь?» — воззвало ко мне благоразумие, но я наплевала на его голос.
— Простите, вы здесь работаете? — спросила я мужчин, стараясь улыбаться наивной улыбкой.
— Работаем, — весело ответил один. Второй, высокий, широкий в плечах мужчина, мой вопрос проигнорировал.
— А вы не знаете, как мне повидать Юру Казицкого? — спросила я.
Вопрос, как и следовало ожидать, произвел на мужчин неприятное впечатление. Тот, который был пониже, выронил сигарету. Высокий прищурился и уставился на меня оценивающим взглядом.
— Зачем он вам? — спросил высокий, впервые раскрыв рот.
— Он меня приглашал в гости, — беспомощно соврала я.
Мужчины переглянулись. Невысокий откашлялся.
— Тогда вам лучше не торопиться, — сказал он неловко.
— То есть?
— Юра умер.
Я постаралась изобразить ужас. По-моему, получилось.
— Умер?! Когда?
— Позавчера.
— От чего?!
— От несварения желудка, — ответил высокий грубо. Он нравился мне все меньше и меньше. Точнее говоря, вообще не нравился.
— Алик, зачем ты так? — мягко укорил невысокий. И, обращаясь ко мне, грустно проинформировал:
— Убили. Ударили ножом.
— Боже мой!
Я приложила ладонь к губам. И почти не лицемерила, потому что при этих словах память услужливо предоставила мне картинку: неподвижно лежащее тело, бурая трава и медленно стекленеющие глаза, обращенные ко мне с какой-то мучительной просьбой.
— Боже мой! — повторила я дрогнувшим голосом.
Высокий стряхнул пепел с сигареты.
— А вы кем ему приходитесь? — снова вылез он с бестактным вопросом.
— Кем?
Я растерялась.