Тем не менее день, данный мне богом, следовало попытаться прожить.
Я с кряхтением приподнялась с дивана, влезла в халат и потопала на кухню.
Папочка сидел возле стола и смотрел в окно.
— Привет, — хмуро поздоровалась я.
Папочка немного встрепенулся и обернулся ко мне.
— Привет, — ответил он. И добавил:
— Что-то ты поздно. А на работу не опоздаешь?
Я села напротив него и стала молча смотреть ему в глаза. Папочка так же молча смотрел на меня.
Бесполезно. Все бесполезно. Я никогда не дозовусь его обратно.
— Я тебе вчера уже говорила, — сказала я, устав от молчания. — Я в отпуске.
— А-а-а…
Он успокоился и спросил:
— Чай налить?
— Лучше кофе.
— А у нас кофе есть?
Я молча поднялась с табуретки, подошла к висячему шкафчику и достала банку растворимого «Нескафе».
Как неустанно и совершенно справедливо внушает своим читательницам Донцова, натуральная «Арабика», конечно, гораздо лучше. И если бы у меня, как у нее, была домработница, то я пила бы только этот кофе. И с утра пораньше не возилась с коричневой кофейной массой, оседающей в чашке, и не отчищала бурый налет по бокам посуды.
Мысль насмешила меня своей абсурдностью.
Домработница! У меня! Ха-ха!
До такого я не доживу.
Я залила коричневый порошок кипятком, уселась на прежнее место и принялась помешивать горячий напиток.
Мысли бродили в голове унылые, тусклые и безрадостные. Бороться за такое существование мне совершенно не хотелось, и я невольно подумала, что, если меня должны убить, пускай уж сделают это поскорей. Но тут же посмотрела на папочку, сидящего напротив, и устыдилась.
А с ним что будет?
— Ты ничего не ешь, — рассудительно заметил папа. — Хочешь, бутерброд тебе сделаю?
— Хочу, — ответила я со слабой улыбкой.
— Сейчас.
Папа достал из холодильника сыр, который, судя по названию, был земляком Ивана Сусанина.
И его же современником, судя по намертво высохшей корке.
Папочка с трудом отпилил толстый кусок, шлепнул его на такой же толстый ломоть хлеба и протянул мне.
— Ешь!
Я приняла бутерброд, достойный кисти Ван Гога, и поблагодарила:
— Спасибо, папуля.
— Ты сегодня уходишь?
Я немного подумала.
— Уйду, наверное.
— Надолго?
— Нет. Зайду к Светке за справочниками для поступающих.
— А-а-а…
И папочка вышел из кухни.
Я завернула чудовищный бутерброд в газету. Вынесу на улицу, покрошу птицам. Если получится его раскрошить, конечно.
Допила кофе, вымыла посуду, прихватила газетный сверток и положила его в коридоре, чтобы не забыть. Быстренько умылась, собралась, прибрала в комнате и отбыла из дома.
Несмотря на серое неприветливое небо, воздух был теплым. Я немного постояла возле подъезда, закрыв глаза и втягивая носом запахи цветения. Все же этот странный и страшный мир иногда бывает невероятно привлекателен.