— Вы оскорбляете милицию…
— Она сама себя оскорбляет! — убежденно и в полный голос сказала я. — Она себя уже так оскорбила, что захочешь хуже сделать — не сделаешь!
— Не все такие…
— Конечно! — воскликнула я, всплеснув руками. — Не все, блин! Через одного! Нет, я понимаю: зарплата маленькая. Так не ходи туда работать! Не давай присягу! Устраивайся в жизни как-то по другому!
— Как? — саркастически спросил гость. — В бандиты подаваться?
— В сто раз честней в бандиты податься! — убежденно заявила я. — Бандиты присягу не дают и защищать нас не обязуются! Поэтому люди к ним за справедливостью идут, а не в вашу долбаную милицию! Даже если бы я что-то знала, вам бы я ничего не сказала. Ни за какие деньги! Потому что любая сволочь в погонах меня завтра же сдаст убийце, если за это нормально заплатят! И защищать меня никто не станет! А с ним что будет?
Я кивнула на стенку, за которой в зале сидел отец.
— Вы что ли кормить его будете? А? Или, может, наше высоконравственное государство? Что же вы молчите? А?
— Стыдно потому что, — вдруг ответил гость треснувшим голосом.
Только сейчас я заметила, как багровая краска залила его шею и медленно перекидывалась на лицо. Я споткнулась и замолчала.
Гость смотрел в окно, где уныло моросил мелкий, какой-то осенний по настроению дождь.
— Стыдно мне, — повторил он, по-прежнему не глядя на меня. — Тридцать лет отработал… Такой грязи, как сейчас, никогда у нас не было. Всякое было, чего там… Такого — не было.
Он повернул ко мне голову.
— И все же не все такие.
Я промолчала.
— Поверьте мне, — сказал следователь убежденно. — Не все. Я точно знаю.
Я оглядела его старенькую, аккуратно отглаженную рубашку, заметно потертую на манжетах, и мне стало стыдно.
— Простите меня. Действительно, разоралась… Наверное, не все…
— Знаете, почему я не уволился? — спросил вдруг гость.
Я оторопела. Мне-то какое дело? И все же спросила:
— Почему?
— Потому что кто-то должен честно делать свою работу. Иначе в кого мы превратимся? Страшно подумать!
Он медленно покачал головой. И вдруг усмехнулся.
— Мне и дело-то это дали, потому что бесперспективное, — сказал гость. — Ни чинов, ни ценностей, ни свидетелей… Ни-че-го!
Он встал с табуретки и сказал:
— Ладно. Закончим на этом. Только нехорошо получается: убили молодого здорового мужика, который никому зла не сделал, а всем наплевать. Так мы совсем зверями станем.
Я молчала. За стеной сидел мой папочка, который никому, кроме меня не был нужен, поэтому я и молчала. Хотя молчать было очень трудно.
— Ладно, — повторил следователь.
Потоптался на месте и двинулся назад в коридор. Я молча шла за ним.