– Ну да ничего, – с напускной бодростью продолжал Мишка, ещё раз затянувшись и свободной рукой погладив встрёпанные волосы Ульки, которая сумрачно улыбалась, глядя в огонь. – Ничего, морэ, ничего… Может, тебе Ташка тут брехала, что мне фарта нет? Так врёт она, дура! Повезёт, я уверен! Бог, он знает, кому помогать! Что он там, на небе у себя, не видит, что мне дочь выдавать надо?! Вот чтоб мне провалиться – выиграю тыщу! Или две… И сразу на ноги встанем! Ульке серьги брильянтовые куплю, платье из тафты – и поедем к нашим под Смоленск! Ну, дочка, слышишь? Будешь тафту носить или шёлковое платье хочешь?
Улька кивнула без усмешки. Чуть слышно вздохнула, повернулась к отцу и снисходительно сказала:
– Я тебе завтра принесу, как обещала. С базара принесу – пойдёшь, поиграешь. Я знаю, повезёт.
– Вот и умница! – обрадовался Мишка. – Ну, Смоляко, у кого ещё такая девка есть?! Она завтра гаджам на рынке и споёт, и спляшет, и…
– Так, говоришь, петь-плясать умеет? – медленно переспросил Илья, глядя на Ульку. В голове росла, билась шальная мысль.
– Да кому ж я целый час хвастаюсь?! – взвился Мишка. – Ты что, Илья, оглох на старости лет?! Улька, ну-ка, пой! Вот эту, что ли, «Ночь моя, ноченька»…
– Погоди. – Илья остановился, торопливо соображая – не заткнуться ли, пока не поздно. Но Улька, то ли догадавшись о чём-то, то ли просто удивившись его молчанию, вдруг повернулась к Илье. На него из-под мохнатых ресниц снова серьёзно взглянули тёмные, почти без белка глаза. В который раз Илья подумал, что сними с девки этот мешок да надень на неё хоть самую бросовую юбку с кофтёнкой – не только мужики на ярмарках, цари за такой красавицей вдогонку поскачут.
– Мишка, вот что… Сыну моему Ефимке в этот год шестнадцать будет. Парню невеста нужна. Чем твоя Улька ему не пара? Отдашь?
– Ох… – Мишка так растерялся, что уронил на колени трубку и с минуту неловко, торопливо гасил пальцами распрыгавшиеся по штанам искорки. Потом зашарил руками вокруг себя в поисках укатившейся трубки, но найти не мог, её в конце концов подала отцу Улька – спокойно и с достоинством, даже не глядя на Илью, словно не её судьба решалась сейчас. Через Улькину встрё-панную голову Илья увидел вернувшуюся к костру Ташку. На её лице было написано невероятное изумление вместе с недоверием, она поднесла руку ко рту, боясь не то заговорить, не то вздохнуть. В её широко раскрытых глазах стояли слёзы, и Илья поспешил отвести взгляд в сторону.
Мишка наконец пришёл в себя, снова сунул в рот трубку, напустил на лицо важность и подозрительно спросил: