— Иди, иди, а мы с Вадимом посидим, поговорим, молодость вспомним.
Вадим никак не отозвался на эти слова, но Аркадий, как только они остались вдвоем, опять сделал попытку завязать разговор:
— Ты зря на меня злишься, Вадим. Мы теперь оба в одинаковом положении отвергнутых влюбленных.
Вадим смерил его тяжелым, угрюмым взглядом, точно раздумывая, стоит ли отвечать. Потом все-таки ответил.
— Соню ты не любил, — убежденно проговорил он.
— Ты уверен?
— Уверен. Легко смотришь на все, — исподлобья, в упор глядя на Аркадия, продолжал Вадим. — Хочешь не пройти по жизни, а протанцевать.
— Ну, какой я танцор, — усмехнулся Аркадий, — хромой-то.
— Одному себе хочешь радости. До других тебе дела нет. Толкнешь — не заметишь, с ног собьешь — руки не протянешь.
— Уж не тебя ли я сбил с ног? Ну, что же ты? Договаривай.
— Соню за что обидел? — спросил Вадим очень тихо, почти шепотом.
— Это она…
— Не ври! Закрутил голову девчонке и рад, что она мучается.
— Правда, Вадька, я не виноват, — вдруг поддавшись какому-то искреннему порыву и забыв на минуту все, что было между ними, сказал Аркадий. — Хочешь, расскажу, что у нас вышло?
— Нет уж, избавь, ничего я не хочу про нее знать. И про тебя тоже. Ничего… Ссорьтесь, миритесь — дело ваше. А мне зачем же…
Вадим, видимо, не очень ясно соображал, о чем говорит, просто произносил слово за словом, стараясь убить, заглушить какую-то внутреннюю боль. Губы его шевелились с трудом, как у человека, который долго пробыл на морозе.
Аркадию вдруг сделалось неловко, точно он подсмотрел то, чего никому не надо видеть.
— Пойду я, — сказал он.
Вадим не ответил. Аркадий, не простившись, вышел. «Вот кто по-настоящему любил Соню», — подумал Аркадий. И сам собою явился вопрос: «А я?»
Первый раз он серьезно подумал об этом. Он старался ответить себе честно, отбросив все мелкое, поверхностное, ничтожное, что всегда сопутствовало его отношениям с девушками. Ему казалось сейчас очень важным понять правду. И как только он сумел по-новому, забыв об их ссоре, подумать о Соне, острая тоска сжала его сердце. «Завтра же, — подумал Аркадий, — увижу ее. И скажу… Скажу ей все».