- Тридцать пять, - негромко ответила Таилия и сама удивилась. Тридцать пять? Ей всего тридцать пять? А она была уверена - все сто лет. Каждый день в ее безрадостной жизни тянулся, как целая вечность.
- И вы настолько отчаялись, что решили больше никогда не иметь детей? - осторожно поинтересовался Киель. Тут же продолжил, заметив, как она жалобно скривилась: - Впрочем, если не желаете - не отвечайте! Это было бестактно с моей стороны...
Но Таилия уже говорила вновь. Про целителей, которым она отдала целое состояние, лишь бы забеременеть опять. Про то, как каждый месяц она с замиранием сердца ожидала заветного дня задержки, но приходило лишь разочарование. Про то, как с каждой новой неудачей у нее в сердце росло слепое, глухое отчаяние, пока, наконец, не накрыло ее с головой.
Киель молчал, и в его синих глазах горел огонь неподдельного сострадания. Пожалуй, она впервые встретила настолько терпеливого и внимательного слушателя, которому так и тянуло выложить всю историю своей жизни.
В какой-то момент Таилия осознала, что захмелела. Неудивительно: она почти не притронулась к блюду с фруктами, а Киель следил, чтобы ее бокал никогда не оставался пустым. Шевельнулось было чувство раскаяния и стыда. Приличной замужней даме, безусловно, не следовало напиваться в компании почти незнакомого мужчины. Да что там - она вообще обязана была давно уйти, а скорее, ей не следовало вообще приходить сюда. Но это чувство неловкости почти сразу умерло, когда Киель пересел ближе и накрыл ее руки своей большой и теплой ладонью.
Замерев от неожиданности, Таилия обреченно уставилась на него. "Ну вот, доигралась", - успела подумать она, когда Киель с ласковой улыбкой провел чуткими изящными пальцами прирожденного целителя по ее лицу, убирая назад растрепавшиеся волосы. И первой потянулась к его губам в ожидании поцелуя.
Память сохранила остальное урывками и всплесками острого, почти болезненного наслаждения. Вроде бы, они начали раздеваться еще в гостиной. Потом как-то незаметно оказались в спальне Киеля. Таилии хотелось кричать от счастья в его объятиях, но каждый раз она вспоминала о мирно спящей наверху девочке - и прикусывала себе губу, сдерживая стоны. Когда она почувствовала его внутри себя, то изумленно распахнула глаза. Все было не так, как с Грегором. Все было совсем не так. Она даже не подозревала, что мужские прикосновения могут нести столько радости и удовольствия без малейшей примеси неудобства или стыда.
Киель на какой-то момент остановился, словно желая запечатлеть свой миг победы. Но на его лице вместо торжества отразилось недоумение. Однако почти сразу начал двигаться снова, уверенными движениями ведя Таилию к вершине блаженства.