Храпел Громов. Щур, лежавший рядом, спал настолько крепко, что не только храпом, но пожалуй и орудийной канонадой нельзя было бы потревожить его сон. Усталость, обилие новых впечатлений, стремительное нарастание событий — все это не могло пройти бесследно: перегруженный организм набирался сил для дальнейшей борьбы.
Лизанька, свернувшись калачиком и подложив под голову руку, видела девятый по счету сон. Ей снилось прибытие сигарообразного снаряда к тем далеким стенам, зубцы которых Громов видел на горизонте. Недавние впечатления снова всплывали из глубин освобожденного сном подсознания: широкая терасса, примыкавшая к гладкой стене, эстокада, сооруженная на терассе, и плавный замедленный спуск снаряда на рельсы эстокады. Здесь, в этой гладкой стене, внезапно раскрылась дверь, захлопнувшаяся за Лизанькой и ее товарищами и превратившая их в пленников каких-то невидимых или прячущихся обитателей неизвестной планеты. Сновидение перешло в кошмар: Лизаньке казалось, что ее, точно брусок дерева, засунули под зубья механической пилы — такую пилу она не раз видела у себя на фабрике — и острая сталь с треском и свистом врезалась ей в кости… Быть может истинным виновником этого кошмара явился мощный храп Ваньки-Каина. Так или иначе — Лизанька в холодном поту проснулась.
— Мишка!..
Щур даже не пошевелился.
— Мишка!..
И Лизанька, схватив Щура за плечи, решила задать ему основательную встряску. Ей страшно было одной в этом каменном ящике; ей нужен был чей-нибудь ободряющий голос, пусть даже окрик, только не это грозное молчание, нарушаемое, пусть выразительным, но ничего не говорящим храпом. Щур сонно отбивался от Лизаньки.
— Уйди, чорт!.. Говорю — уйди, а то… Лизка, аспид!..
— Мишка, — не унималась Лизанька, — скорей спи, а то у меня бессоница.
Щур сквозь сон сердито буркнул:
— А мне наплевать…
Но все же поднялся на локте, зевнул, потом сел.
— Ну, чего тебе надо?
— Мишка, — сказала Лизанька и вздохнула. — Что же дальше будет?
— Дальше? Не знаю я… Мне вот жрать хочется, как из пушки… А?..
— Мне тоже. Давай разбудим Ваньку.
— Что ж ты думаешь, мы его съедим что ли, если разбудим?
— Зачем съедим? — спокойно спросила Лизанька. — Есть не надо, так просто поговорим.
Соединенными силами Щура и Лизаньки Громов был разбужен. Могучий храп прервался на высокой ноте. Некоторое время Ванька задумчиво созерцал своих товарищей, потом наставительно сказал:
— Когда я сплю, никогда не надо меня будить…
— А когда же надо тебя будить? — спросил Щур.
— Должно быть, когда он не спит, — догадалась Лизанька.
— Совсем никогда не надо, — мрачно возразил Ванька. — Я сам могу проснуться.