Произошло это очень просто.
На мягких подушках лежал Громов, положив голову Лизаньке на колени. Щур строгал перочинным ножом какую-то дощечку, насвистывая какой-то мотив. Разговор не клеился — Громов и Лизанька вяло перебрасывались словами, надолго умолкая после каждой фразы.
— Что же ваше радио? — спросила уныло Лизанька. — Хоть бы Спасскую башню послушать… Бой часов и шум Красной площади.
— Захотела чего, — протянул Громов.
— Лучше споем что-нибудь хором, — мрачно предложил Щур, — все-таки веселей станет…
И, не дожидаясь ответа, он затянул срывающимся баском:
Потеряла я колечко,
Потеряла я любовь..
— Странная идея, — отозвался Громов.
Лизанька звонким сопрано подхватила припев. Не выдержал и Громов. Под гулкими сводами зала звучали, переплетаясь, многократно отраженные от гладких стен слова песни и точно бодрость и новые силы вливали они в истомленные сердца скучающих певцов.
— Со святыми упокой, упокой… — перешла Лизанька в мажорный тон, и все трое грянули:
Человек он был такой,
Любил выпить, закусить
И другую попросить…
Последние слова припева вырвались из зала наружу. Потому что перед изумленными взорами Лизаньки, Щура и Громова гладкая стена бесшумно отошла в сторону. Холодный свежий ветер ворвался в зал, растрепал взлохмаченную шевелюру Лизаньки и засвистал в алюминиевых мачтах ламп холодного света.
— Даешь свободу, — дико завопил Щур, но Громов крепко схватил его за руку.
— Погоди…
Металлический рычаг подъемного крана вдвинулся в зал и осторожно опустил на пол ракету Хьюлетта. Рычаг сейчас же отошел обратно; никто не успел вымолвить слова, как серая стена беззвучно задвинулась, закрывая за собой черное небо, усеянное бесчисленными звездами.
— Та-а-ак, — протянул зловещим тоном Громов.
Лизанька испуганно забилась в угол и закрыла лицо руками.
— Что же будет теперь, Ванька? — прошептала она чуть слышно.
Громов и Щур подошли к ракете и внимательно осмотрели ее со всех сторон. У толстого стекла, закрывавшего окно ракеты, Громов остановился и постучал.
— Наконец-то жители этой идиотской планеты вспомнили о нас, — сказал Громов, — только зачем же они являются к нам в танке?
Щур приложил лицо к оконному стеклу, пытаясь разглядеть что-нибудь в темных внутренностях ракеты. В эту минуту в ракете вспыхнул свет и Щур оказался лицом к лицу с хорошенькой американкой.
— Го-го, Ванька, — крикнул радостно Щур, — а, они, жители то есть, совсем ничего себе… На-ять девочка…
— Какая к черту девочка? — изумился Громов.
— Где девочка? — закричала из своего угла Лизанька.
Раздался звонкий лязг отвинчиваемой крышки. Громов и Щур тотчас же отошли от окошка и направились к переднему концу ракеты. Крышка сдвинулась и из горла ракеты показалась лысая голова Джемса Хьюлетта.