Гребцы налегли на весла. Шлюпочка легко скользнула по волнам и через несколько минут «Красное знамя» осталось далеко позади. На мостике была видна коренастая фигура Горского, не отнимавшего от глаз бинокля.
Метров за двадцать до обломков я скомандовал:
— Суши весла!
И повернул руль, намереваясь подойти левым бортом.
Человек на самолете сильно замахал платком, и я услышал его охрипший голос:
— Au secour, de grace!…[8]
Значит — француз. Мое знание языка может пригодиться.
Мы взяли потерпевшего крушение в шлюпку. С ним был большой чемодан, очень тяжелый. Из расспросов выяснилось, что француз — пассажир самолета, летевшего из Америки в Европу. Летчик, повидимому, утонул. Виновница катастрофы — вчерашняя буря, из-за которой самолет потерял направление, был сбит ветром и должен был сделать вынужденную посадку в открытом океане. Сломанный фюзеляж, поковерканные крылья — это все сделано волнами.
Как много должен был пережить этот человек.
Он едва держался на ногах от усталости и по прибытии иа борт «Красного знамени» сейчас же завалился спать.
Я успел спросить у него его имя. Он как-то дико посмотрел на меня, потом усмехнулся и ответил:
— Жозеф Анри Делакруа.
16 августа
Француз проспал в моей каюте часов шестнадцать подряд. Товарищ Горский поместил его ко мне.
— Вы, небось, сумеете с ним сговориться, — улыбаясь, сказал он.
— Буду стараться, товарищ командир.
Сговориться нетрудно, конечно. Я довольно прилично владею французским языком, а если порой и не могу подобрать нужного слова, то Делакруа понимает с полуслова и всегда подскажет. Из моих разговоров с ним я выяснил, что он вылетел из Нью-Йорка, спасаясь от преследования полиции, обвиняющей его в коммунистической пропаганде. Я рассказал об этом Горскому. Тот пожал плечами.
— Непохож он на коммуниста, — сказал мне Горский, — помоему, это пижон какой-то… Рекомендую вам присмотреться при случае к его чемодану; чорт его знает, что он за фрукт…
А помоему, Делакруа — милейший парень. Мне непонятной кажется подозрительность Горского. Хотя — странная вещь: чемодан француза набит, повидимому, до отказу, но в нем не нашлось лишней пары платья, чтобы сменить насквозь промокшую одежду. Я дал Делакруа свой белый костюм, пришедшийся ему впору.
— Мы о вами одинакового роста и сложения, — сказал Делакруа, примеривая мои брюки.
19 августа
Прошли Азорские острова и идем к Гамбургу. Через неделю, наверно, будем в Ленинграде.
Погода попрежнему чудесная.
20 августа
Горский был прав. Чемодан Делакруа оказался с сюрпризом.
Я дежурил ночью и должен был смениться только утром. Часа в два в рубку радиостанция зашел Семенов — второй радист «Красного знамени».