— Он и вправду так отнесся бы к этому? — с любопытством поинтересовался Николас.
— Это неуместный вопрос, поскольку я нахожусь здесь с вами исключительно по его желанию. Отец бы посчитал, что наше знакомство неблагоразумно.
— Наверное, он оказался бы прав. Большинство отцов были бы обо мне того же мнения, ибо у меня скверная репутация. Как-никак я поцеловал вас уже два раза. Кто знает, что я еще задумал по отношению к вам?
Серена оступилась:
— Вы же сказали, что не позволите себе вольностей.
— Я сказал, что не сделаю ничего без вашего согласия. А ведь это меняет дело.
— Ах. — Она поглядела на него сквозь ресницы.
— Знаете, я подумала, не взять ли мне с собой мадам Леклерк, чтобы между нами не случилось ничего предосудительного.
— Боже милостивый, я рад, что вы этого не сделали. Подозреваю, что тогда я бы пошел на убийство.
— Если мне придется терпеть ее слишком долго, я сама решусь на убийство. Возможно, ее платья очаровательны, зато характер невыносим. В ее обществе мне скучно, а она считает, что оставаться здесь дольше просто невыносимо. Жду не дождусь, когда избавлюсь от этой женщины.
— Когда это произойдет?
— Когда доберусь до Лондона. Как только найдутся документы отца, я передам их его лондонскому адвокату.
— А затем? У вас есть какие-нибудь планы?
Серена нахмурилась:
— Мне казалось, что они есть, сейчас я в этом не столь уверена. Вы посчитаете меня капризной, но у меня такое ощущение, будто я… на корабле. Будто всю свою жизнь я спокойно прожила в гавани, где мой корабль бросил якорь, попал в штиль или пристроился к другому судну. Теперь я свободна и могу ехать куда хочу, делать что хочу. Пока мне не хочется думать ни о каких планах. Не смейтесь.
— Я не смеюсь, отнюдь нет. Я нахожу весьма тревожным сюжет, где вы поднимаете паруса.
Серена покраснела, слыша его доверительный тон, но решила промолчать. Они шли рядом по узкой тропинке, окаймленной вишневыми деревьями, которые только начали цвести. Николас держал Серену за руку, оба шли ровно в ногу, но никто из них этого не заметил.
Последние два дня они вели себя непринужденно и слегка заигрывали. Пока Николас не подавал признаков, что собирается предпринять более решительные действия. Серена твердила себе, что это хорошо. Она почти уверовала, что дела обстоят именно таким образом. Почти. Часть ее существа испытывала соблазн разобраться во влечении, которое возникло между ними, хотя ей лучше было обойтись без подобных осложнений. Всякий раз, когда Николас касался Серены, сколь безобидно это ни было, чтобы передать книгу или перчатки, усадить за стол или, как сейчас, когда держал ее за руку, внутри ее возникала еле ощутимая дрожь. А что, если он чувствует то же самое?