— Тебе будут звонить. Никаких лишних вопросов задавать не следует.
Принимаешь больного, оказываешь помощь, получаешь баксы. Платят только «зелеными». Каждое обращение… — Инин назвал сумму, превышавшую при переводе в отечественную валюту годовой заработок молодого дарования. — Так что бери и «помяни меня в своих молитвах, нимфа», — процитировал образованный Инин.
— А что за обращения-то?
— Ну, ерунда всякая. Самый тяжелый случай на моей памяти — острый аппендицит. Звонят довольно редко. Меня за четыре года побеспокоили раз шесть, не больше. Больных сопровождает молодая женщина. Видимо, медсестра. Она и ассистирует в случае надобности.
— А как…
— Я дам людям твой телефон. Будет нужда — побеспокоят. Больного привозят в больницу, ты сделаешь все, что нужно. Его увезут. И… сухо.
Полгода звонков не было, и Стае начал было подумывать, что Инин просто разыграл его, как мальчика. Проверил на вшивость. Но зачем? В сексотах, что ли, состоял? Чего же слинял тогда?
Но месяца два назад поступил первый вызов. Привезли парня лет семнадцати, ошеломляюще красивой внешности, с выдернутой из плечевого сустава рукой. Юноша смотрел на него полными слез глазами, словно умолял о чем-то. О чем? Вопросов задавать не следовало. Вправил плечевую кость в сустав. Получил доллары, и… сухо.
И вот второй вызов.
Предвкушение пополнения семейного бюджета все больше заполняло сердце молодожена радостью.
«Вывезу дусю в Анталию», — размечтался Стае, подходя к ветхому зданию больницы.
* * *
Лелька сотрясалась крупной дрожью под присмотров двух качков в маленьком полутемном помещении. Судя по стоявшей у обшарпанного трехэтажного здания машине с красным крестом, ее опять привезли в какую-то больницу. Но повели не в ту дверь, над которой висела табличка «Приемный покой», а в боковую.
— Чего трясешься? Ломаешься, что ли? — спросил один качок.
— Она ж колется, — отозвался другой, — Вот и кумарит ее. Значит, так.
Сейчас тебя доктор осмотрит, помощь окажет. Слово вякнешь лишнее, он тебя своим скальпелем и зарежет. Доктор — наш человек, поняла?
Молодой мужчина в белом халате увел ее в перевязочную.
— Это что за больница? — спросила Лелька, пока хирург обкалывал нарыв новокаином. Врач молчал как глухонемой.
— Введите мне омнапон, пожалуйста, я вас очень прошу! Мне так плохо!
— Отвернитесь, — приказал он девушке и сделал крестообразный разрез.
Потом довольно долго возился с раной, наконец, наложил марлевую салфетку с пахнущей дегтем темной мазью, взялся было за бинт, но тут в перевязочную ворвалась фурией средних лет женщина: