А там, как кривая выведет. Или Бог поможет…
О комплексе Электры я слышала раньше. Но никогда не могла представить, что любовь к отцу, а точнее, в этом случае ревность, может довести до полного помешательства. Возможно, у Ренаты давно были проблемы с психикой, и эмоциональный выход произошел с перекосом в сторону отца. Ее мало любили в детстве? Она ненавидела свою мать?
Нет. Все говорили, что маму Рената обожала.
Когда же произошел перекос? И почему этого никто не заметил?
— Ну что смотришь? — выпуская струю дыма в мою сторону, сказала Рената. — Соображаешь, как девушка-колокольчик до такой жизни докатилась? — новая порция дыма в мою сторону. Как все психопаты, Рената была сумасшедше проницательна, я думала именно об этом. — Как дочурка, ласковая девочка, до этого докатилась? Да? — С каждым вопросом в ней вновь возникала ярость. Рука с сигаретой нервно подрагивала, и я боялась отвечать. Оттолкнувшись резко от перил, Рената подошла ко мне и глазами с черными, сузившимися до слепоты зрачками, заскользила по моему лицу: — Ты думаешь, я сумасшедшая, да? Я вижу, — думаешь. А ты знаешь, что такое жить с братом наркоманом? А?! Ты знаешь, что такое видеть каждый день этого урода и слышать «ах, Маратик, ах, наша гордость!»? Этот слюнтяй, этот недомерок — ОН гордость, ОН — все, а я так… по коридору прогуляться вышла, пустое место. — Рената отвернулась и продолжала уже спиной ко мне: — Я с четырнадцати лет знала каждый притон в городе. Я, я носила ему дозу, я спасала его от ломок! Я спасала, а он был для них единственным. Гордость, надежда и опора! Этот гребаный дед… генерал, твою мать, династия… — Рената вновь повернулась, и я увидела на ее лице насмешку. — Прикинь, этот недомерок, этот урод ломку снимет, очки нацепит и к гостям. Я стою в коридоре, и никто меня не замечает. Он. Он со стеклянными глазищами… — везде. Он везде. Со всеми, а я в коридоре. Меня никто в упор не видит, стою как сраный чемодан в углу…
Ее надо пожалеть. Стать родной, близкой, понимающей, и тогда ей будет тяжелей меня убить.
— Почему ты пряталась в коридоре? — тихо спросила я.
— А! — Рената махнула рукой. — Яркое воспоминание детства. Приходим из сквера, он только что дозу принял. И вперед. К гостям. А я застыла на пороге среди пальто и обуви и смотрю во все глаза, — Марата хлопают, обнимают… а он стеклянный!! Ему все до фени! Его хлопают, обнимают, а то, что я не пришла, — никто не видит. Представляешь, я два часа на тумбе просидела, думала, ну когда же обо мне вспомнят?! — Она затянулась в последний раз, затоптала окурок каблуком и с горечью выплеснула: — Не вспомнили. Домработница пошла пол в прихожей протирать, — иди, говорит, отсюда, мешаешь. Я — мешаю. Он со стеклянными глазами — герой, гордость и надежда, а я только пол мешаю подтирать. Смешно, да? Они ж его не видели в ломках… они думали он пай-мальчик. Надежда.