— Вам надо как-нибудь прийти ко мне на пирог.
Мы засмеялись. Кухня, с клетчатыми занавесками и голубыми датскими чашками, была очень уютной. Я налила ему сливок и положила два кусочка сахара в кофе.
— Откуда вы это знаете? — спросил он.
— Я еще раньше наблюдала за вами. Теперь, когда вы будете приходить сюда, то будете получать много сливок и по два кусочка сахара.
— Я буду приходить часто, — сказал он.
Он спросил меня, как я доехала до Уилтона, и я рассказала, как сошла с поезда в Саут-Норуоке и быстро пошла в совершенном одиночестве по пустынной улице в направлении к гаражу за домом Эндрю Фроста, чтобы взять свою машину. Марк захотел выяснить, нет ли около железнодорожной станции общественных гаражей, и я ответила, что, арендуя гараж у Фроста, экономила два доллара в месяц. В ответ он снова засмеялся:
— Значит, вы все-таки экономны. — В нем было мало от сыщика и много от восхищенного мужчины, поэтому я засмеялась, откинув голову назад и ища глазами его взгляд. Он спросил, не видел ли меня Эндрю Фрост или кто-то из его домочадцев, и когда я сказала, что мистер Фрост — женоненавистник семидесяти четырех лет, который видит меня только в первую субботу месяца, когда я вручаю ему два доллара за аренду, Марк громко расхохотался и сказал:
— Это чертово алиби!
Я рассказала, что в субботу поехала в Норуок за продуктами, а он в свою очередь спросил, не запомнил ли кто-либо меня там. Я ответила, что, снова экономя деньги, отправилась в супермаркет и возила свою тележку с покупками по проходам магазина, в котором толпился рабочий люд из Норуока и те, кто проводил лето в округе. Я не могла вспомнить, кому я платила — рыжеволосому кассиру или человеку, у которого косил один глаз. После того как я вышла из супермаркета, продолжала я свой рассказ, я поехала домой, снова работала в саду, приготовила себе легкий ужин и читала вплоть до самого сна.
— И это все, Лора? — спросил он.
Я пожала плечами, чувствуя себя в безопасности на теплой кухне, в дружеской атмосфере. Марк внимательно посмотрел мне в лицо. Я схватила кофейник и рванулась с ним к плите, повернулась к нему спиной и быстро заговорила о каких-то незначащих вещах, чтобы выбросить все из головы. Стоя у плиты с кофейником в руках, я чувствовала, что его взгляд пронзал меня насквозь, входил в мою плоть и кровь, он меня разглядывал, как в свое время разглядывал лицо Дайяне, с которого сошли все краски жизни и вся красота, а остались лишь кровь, телесная оболочка и ужасные раздробленные кости.
— И вы там были одни все это время, Лора? Вы никого не встречали, кто мог бы услышать по радио или прочитать в газете о случившемся, а затем прийти и рассказать вам? — спросил он.