Мила слушала, не перебивая. Она умеет доверительно и выразительно молчать. Вроде бы ни слова не произносит, а понимаешь: сочувствует и разделяет.
Меня прорвало: я говорила, говорила и не могла остановиться.
— Мила, ты понимаешь, я, оказывается, столько лет жила с человеком, которого совершенно не знала. Мне казалось, что он такой, а получается — совсем другой. Если бы я знала, какой он, нипочем не согласилась бы с ним вместе жить.
— Но ведь согласилась, — сказала она.
— Потому что он другим прикидывался. А может, и не прикидывался. Просто я сама его по-иному видела. Верней, не желала видеть в нем то, что меня не устраивало. Нет, ты понимаешь, этот гад так все подстроил, что вышло, будто я сама всего себя лишила. А он вроде как ни при чем. Он хороший. Честный. Всей душой ко мне. Звал вместе ехать на край света.
— Краснодар — не край света, — тихо заметила Мила. — И жить он с тобой там собирался, кажется, не в шалаше.
— Для кого не край, а для меня — край, — с трудом проговорила я: кусок пирога каким-то предательским образом снова оказался у меня во рту. — И вообще, мы с ним так не договаривались. Мы планировали нашу будущую жизнь в Москве, и выходить за него замуж я тоже собиралась в Москве.
— Юлька, ты не сердись. Я тебя, в общем, понимаю.
— Нет, ты мне честно скажи, — продолжала я. — Вот если бы твоему Косте предложили место главврача какой-нибудь элитной клиники, но не в Москве, а, например, на Чукотке, ты бы бросила все и поехала?
Милка думала недолго:
— Если бы ему это было интересно и важно, поехала бы.
— И все бросила бы? — изумилась я. — Свою передачу на телевидении, жизнь, к которой привыкла? Детей из хорошей школы забрала бы?
— Насчет детей вопрос сложнее, — заколебалась Милка. — Но, наверное, и там что-нибудь приличное для них нашлось бы. А передачу мне как раз совсем не жалко. Я к ней еще не особенно привыкла. Кстати, и взялась-то за нее только из-за детей, потому что заработок приличный. А так, может, и отказалась бы. Очень тяжело блоками записываться. Вся неделя на нервах. А когда я нервная, Костя тоже нервничает, и дети. Весь привычный график жизни нарушается.
— Милка, но это ведь твоя собственная передача! Люди мечтают об этом. Добиваются изо всех сил. Ты же благодаря своей «Ложке-поварешке» стала такой известной!
Она пожала плечами:
— И какая от этого радость? Одни неудобства. В магазин теперь не могу спокойно выйти. Узнают, пальцами тыкают или смотрят, что я покупаю. Ужасно неприятно. Да, если бы Костя нормально зарабатывал, бросила бы к черту!
— Не бросила бы! Не верю!