Убегал из палаты влюбленный,
по звенящим ходил площадям
и над морем, под ветром соленым,
долго слушал, как волны гудят…
Синий ветер и синее море,
по воде золотая рябь,
и, как прежде, осенние зори
перламутровым блеском горят…
Убегали на север вагоны,
терпко били по сердцу звонки…
В небосклон, голубой и бездонный,
всё тревожней кричали гудки…
Целый день — звон копыт и стали…
А за городом цепи десанта…
Чьи же руки так нежно вплетали
в гривы коням кровавые банты?..
Напряженно ряды за оградою
обегают глаза мои пьяные:
не мелькнут ли под шапкой лохматою
твои губы насмешливо-странные…
И, когда за последним отрядом
провожали тифозных и раненых,
я с твоим повстречался взглядом,
но какой-то он был затуманенный…
Не заря над далекими шахтами,
не гудков соловьиные звуки, —
покрывал поцелуями жаркими
я твои похудевшие руки…
Нам цветы не бросали с балконов,
только зданий гремящий ряд
провожал боевые колонны,
и бежали с боков тополя…
Уходили в звенящие дали,
пахла степь полынем и кровью..
И так долго за нами дрожали
золотые вечера брови…
Звезды, звезды, зачем вы далёко?..
Я хотел бы сорвать вас разом,
чтоб любимой в кобур ненароком
вас насыпать дождем алмазным…
В синеве потонул бронепоезд,
только где-то колеса стучат…
И как будто опять я в забое
звонкий уголь дроблю сгоряча…
Променял я пахучее поле
на трамвай, на крики гудков —
и стихами про новую долю
расплескался звенящей рекой…
Там, далёко, мой город любимый,
даже в рельсах слышна его дрожь…
И, как волны во время прилива,
шелестит запоздалая рожь…
В этом городе наши знамена…
Звучно роты чеканят свой шаг,
заливая багрянцем колонны,
кровь заката горит на штыках…
На трибуне — оратор у знамени.
Как железо, курсантов кольцо!
Тихий вечер на серые камни
уронил голубое лицо…
Каждый день мне поет об Инне
под землей голубая кирка..
Мне ль, чьи руки в крови и глине,
затуманит очи тоска?
Всё мне снятся бои в забое
под немолкнущий бремсберга шум…
И как будто опять с тобою
я в цепи, под Полтавой, лежу…
Не луны раскололась утроба,
что упала гремя с облаков, —
мы сорвали в дыму Перекопа
золотые забрала веков…
Не чеканят шаги патру́лей
золотой вечерний асфальт…
Отзвенели, отцокали пули…
На письме твоем штемпель: «Москва».
1922 Харьков