Этот вопрос как выстрел прогремел над Кузыбаевым. Он побледнел, глаза сразу потускнели и скрылись под тяжелыми веками, он стал похож на актера, забывшего вдруг слова своей роли. Он пролепетал несвязно:
— Семья?.. Большая… Всех кормить надо…
На вопрос Хаиткулы, почему в машине оказались лишние сорок ящиков, экспедитор ответил шутливо:
— Где пьют, там и льют. Много водки надо было, большой той предстоит. Взял больше, чем думал сначала. Сперва выписал двадцать ящиков, потом попросил еще сорок. Виноват, конечно, в том, что сразу не порвал фактуру, в которой указано двадцать ящиков. В спешке сунул ее в карман. Если будете давить на этот пункт — пожалуюсь. Я ни в чем не виноват. У меня четверо детей и одна голова, а не две. Она и мне и детям еще пригодится. Удивляюсь людям: когда лжешь им — верят, а говоришь правду — считают вруном.
Капитан сказал ему о ведомости, которую вел Нерзи Кулов, но экспедитор и ухом не повел. Дали прослушать магнитозапись показаний бухгалтера, но он только разозлился:
— Больше верьте этому чахоточному! Грош цена его словам!
Когда прочитали показания сторожа, Кузыбаев вовсе потерял контроль над собой:
— Ишачий сын… Я ему покажу, кто такой Кочмурад сын Кузыбая…
Он сидел спиной к двери, поэтому не видел, как в кабинет ввели сторожа. Только услышал его голос:
— Не распускай язык, скотина. Допрыгался.
Кузыбаев скова обмяк, у него не было сил повернуться.
После очной ставки со сторожем ему показали злополучную «ведомость», в которой была обнаружена и его подпись.
— Не брал денег. Подпись подделали.
Хаиткулы не хотелось кончить допрос Кузыбаева безрезультатно. Собственно, его уже заманили в «матовую сеть» и нужен был последний ход, чтобы кончить партию. Оставалась в этой связи надежда на Талхата, которого он отправил с поручением.
Он предложил Кузыбаеву закурить. Экспедитор курил только в компании, да и то после изрядной выпивки. А сейчас он едва не выхватил сигарету у Хаиткулы. Жадно затянулся.
Задержание с поличным, очная ставка со сторожем, неопровержимые доказательства… Другой давно уж понял бы, что, кроме признания вины, у него нет другого выхода. Кузыбаев этого не хотел. Хаиткулы ждал этого признания еще и потому, что был убежден, что признание часто оборачивается не только к пользе и завершению следствия, но и к выгоде самого преступника. Нередко с признанием связаны какие-то движения в душе человека, появление совестливости, шаг к будущему исправлению. Способен ли Кузыбаев на такое?
Вошел вернувшийся Талхат, он кивнул капитану, сел напротив Кузыбаева, спросил: