— Вы всегда так мьного молчитье? — наконец спросила она.
— Нет, — ответил я, не зная куда девать руки да и всего себя.
— А мьне у вас нравьится.
— Да?
— Очьень. Такая рьека и лес. Много лес. Страшно.
— Почему?
— Не знайю. Мне страшно. Я одна в лес бойюсь.
— Да нет, — приободрился я, так как Лина заговорила о хорошо знакомых мне вещах, — ничего страшного. Это только так кажется, а на самом деле совсем не страшно. У нас охотники на всю зиму в тайгу уходят, и ничего.
— А вы… ходили?
Ох, как мне хотелось сказать, что да, ходил и на моем счету уже дюжина убитых медведей. Да что медведей, я и тигров ловил, тех самых, уссурийских. Но, увы, на моем охотничьем счету было всего несколько зайцев да одна глупая лисица, которая сама выскочила на ружье.
— Нет, — покачал я головой и взглянул на нее, и впервые наши глаза встретились, и в ее глазах я увидел любопытство и интерес. — Вообще-то ходил, но недалеко, здесь, рядом, — поправился я.
— А как вас зовьют?
— Володя.
— Володья, — тихо повторила она, — что это значьит?
Я не знал, и мне стыдно было, что я не знал.
Постепенно вечер переходил в ночь, и уже давно не было солнца, а с той стороны, где была моя Березовка, показался краешек необычайно красной луны. Именно в те первые дни я очень остро начал ощущать природу, замечать такие мелочи, на которые раньше не обращал внимания. И они необычайно четко запечатлелись в моей памяти…
Когда стемнело совершенно и я едва мог различать лицо сидящей Лины, мне вдруг показалось, что наступила пора для поцелуя. Это желание во мне шло не от сердца, а от ума. И безо всяких поцелуев мне было хорошо и славно сидеть рядом с Линой, слышать ее ровное, тихое дыхание, видеть ее фигуру и волосы по спине. Но нет, мне втемяшилось про поцелуй, и я уже думал, что она посчитает меня за мальчика и будет презирать, если я сейчас же не обниму и не поцелую ее. Да, много мы делаем в юности глупостей только для того, чтобы быть похожим на взрослого. Глупо устроено, что мы не используем в это время свое главное преимущество — юность, и боимся довериться своему главному советчику — сердцу. Нет, мы спешим жить и действовать от ума, и сколько бед приносит нам эта спешка…
Стоило мне подумать о поцелуе, как я тут же напрягся, сделался неловким и уже не знал, о чем говорить. Очевидно, мое состояние передалось и Лине. Она тоже притихла и больше не разговаривала со мной.
Прошло довольно много времени, и вдруг она поворачивается ко мне, я вижу в свете луны совершенно новое лицо, мягко блестящие глаза и едва приметную улыбку и слышу ее насмешливый голос: