— Это может оказаться и плюсом, и минусом. Следующая — Анна Хатэвей.
— О, любая нормальная актриса с заурядной внешностью и хорошим напором, — сказал Перегрин.
— Вроде Герти Брейси?
— Да.
— Джоан Харт — лакомый кусочек. Я знаю, кто должен ее сыграть. Эмили Данн. Ты знаком с ней? Она помогает в нашем магазине. Ты видел ее в каком-то телевизионном шоу, и она тебе понравилась. В Стратфорде она неплохо справлялась с нериссами, гермиями и селиями[13]. Впиши ее в список.
— Ладно. Вот, жирной точкой я подписал ей приговор.
— С остальными, похоже, трудностей не будет, но сердце кровью обливается, как подумаешь о ребенке.
— Он умирает еще в первом акте.
— Лучше бы он вовсе не появлялся. Мне страшно представить себе этакого чахлого недоросля, выпендривающегося на сцене.
— И конечно, имя у него будет Гэри.
— Или Тревор.
— Ну да черт с ним.
— А кому ты поручишь художественное оформление?
— Не будь идиотом — конечно, тебе.
— Это было бы интересно, — сказал Джереми, усмехаясь. — Заметь, было бы.
— Не волнуйся, инстинкт подсказывает мне, что ничего не получится ни с перчаткой, ни с театром, ни с пьесой. Это вроде наваждения, к реальности отношения не имеет.
Внизу брякнули крышкой почтового ящика.
— Вот оно. Судьба стучится в твою дверь, — сказал Джереми.
— Мне уже все равно, — отозвался Перегрин. — Однако из чистого благородства я спущусь за письмами.
Он сошел вниз, взял почту, в которой для себя ничего не обнаружил. Наверх он поднимался медленно. Открывая дверь, с деланным равнодушием произнес:
— Как я и предсказывал, никаких неожиданностей. Все, окончен бал, погасли свечи. На почту смотреть противно, такая скука!.. Ох, извини!
Джереми разговаривал по телефону.
— Вот, уже пришел, — сказал он. — Секундочку.
Зажав трубку рукой, Джереми прошептал:
— Мистер Гринслейд желает побеседовать с тобой. Он просто душка сегодня.