Пока он так стоял, на улице появился служащий братьев Фипс.
— Привет, начальник, — обратился он к Перегрину.
— Доброе утро, Джоббинс.
— Выглядит как конфетка, а?
— Просто великолепно.
— Да уж, совсем другое дело. Не то что годик назад, когда вы там искупались.
— Верно.
— Кхе-кхе… Вам, случайно, не нужен сторож? Работы вот-вот закончатся. Дневной или ночной. В любое время.
— Думаю, понадобится. А почему вы спрашиваете? Есть на примете порядочный человек?
— Себя хвалить вроде бы негоже.
— То есть вы сами хотите занять это место?
— Не буду ходить вокруг да около, начальник, именно этого я и хочу. Там, в моей нынешней конторе, чересчур сыро для моей дыхалки. У меня хорошие рекомендации, начальник. Многие могли бы замолвить за меня словечко. Так как вы на это смотрите? С положительной стороны или с отрицательной?
— Думаю, с положительной, — улыбнулся Перегрин.
— Так вы не забудете про меня?
— Не забуду, — пообещал Перегрин.
— Желаю здравствовать, начальник, — просиял Джоббинс и удалился в переулок, где находился склад братьев Фипс.
Перегрин пересек тротуар и вошел под портик театра. На стене висело объявление в рамке:
ТЕАТР «ДЕЛЬФИН»
ПОВТОРНОЕ ОТКРЫТИЕ
В НОВОМ СОСТАВЕ
А прямо над объявлением трепетал обрывок викторианской афиши, которую Перегрин обнаружил в свой первый незабываемый визит.
СВАДЬБА НИЩЕНКИ
По многочисленным просьбам уважаемых зрителей!!!
Мистер Адольфус Руби…
Когда маляры чистили и красили фасад, Перегрин велел им оставить случайно сохранившийся обрывок в неприкосновенности. «Он исчезнет отсюда вместе со мной», — сказал он Джереми.
Перегрин открыл двери парадного входа. На них красовались новые замки, а самим дверям, отмытым и отскобленным, был возвращен первоначальный достойный вид.
В фойе кипела жизнь. Здесь красили, наносили позолоту, полировали, расставляли мебель. Повсюду стояли стремянки, лестницы, висели люльки. Огромная люстра сверкающей грудой лежала на полу. Два толстеньких купидончика, умытые и приукрашенные, сияли улыбками над обновленной кассой.
Перегрин поздоровался с рабочими и поднялся по изгибающейся лестнице.
Зеркало в фигурной раме осталось на прежнем месте, в задней стенке бара, но теперь собственное отражение надвигалось на Перегрина через отполированную до блеска стойку из красного дерева, с медными уголками. Бар сиял разноцветьем напитков. «Просто, удобно и никакой дешевки», — подумал Перегрин.
Работы наверху были закончены, оставалось лишь расстелить ковер. Джереми и его помощник, молодой декоратор, с согласия Перегрина выбрали для помещения классические цвета — малиновый, золотистый и белый, а на обоях буйно цвели неистребимые дамасские розочки. Перегрин пересек фойе и вошел в дверь с табличкой «Администрация».