Аллейн слушал рассказ Перегрина, а Перегрин слушал себя, и ему казалось, что его голос исходит откуда-то со стороны. Абсолютное спокойствие и отрешенность овладели им, и он ясно осознал, что за прошедшие год и три месяца в тайных глубинах его души сформировался зловещий образ мистера Кондукиса. Он пребывал в потемках подсознания, неузнанный и неназванный, но переутомление и страх, мучившие Перегрина, заставили его выйти на свет. Молодой человек испытывал огромное облегчение, рассказывая этому странному полицейскому о том, что случилось с ним в то утро. Он завершил свой рассказ, не упустив ни одной детали, а потом, чуть помолчав, добавил:
— И все это я должен был держать в секрете. Только Джереми Джонс знал, и вот я нарушил клятву, но мне наплевать. Теперь я чувствую себя лучше.
— Должен заметить, что и цвет лица у вас стал не таким зеленым. Вы, верно, совсем вымотались на этой постановке?
— Ну, так всегда бывает.
— Не надо было мне таскать вас по всем этим лестницам. Где переключатель железного занавеса? Сбоку? Да, вижу. Не двигайтесь, я сам. Конечно, профсоюз может на меня ополчиться, ну да ладно.
Железный занавес медленно опустился. Аллейн посмотрел на часы. Вот-вот должны были приехать из музея.
— Несомненно, ваше знакомство произошло при очень странных обстоятельствах, но если бы не оно, не было бы всего этого: театра, вашей пьесы и сегодняшней премьеры.
— И сегодняшней премьеры. О господи!
— А не пойти ли вам домой и соснуть часок-другой?
— Нет, спасибо. Я в полном порядке. Извините мое странное поведение, — сказал Перегрин, потирая лоб. — Ума не приложу, зачем я надоедал вам своими байками. Надеюсь, вы не выдадите меня мистеру Кондукису?
— Тайна сойдет со мной в могилу, — шутливым тоном пообещал Аллейн.
— Я уж не стану объяснять, какой он странный человек.
— Я встречался с мистером Кондукисом.
— Как вы думаете, он чокнутый? Или негодяй? Или просто могущественный богач?
— Я не смог классифицировать его.
— Когда я спросил его, где он нашел сокровища, он ответил: в море. Так и сказал: в море. Разве не странно?
— Не на яхте ли «Каллиопа» он тогда плыл?
— Яхта «Каллиопа»? Секундочку, что я о ней слышал? — Перегрин задумался. Он чувствовал себя совершенно отрешенным от окружающей обстановки, он расслабился, ему хотелось поболтать, но он не был уверен, что если встанет, то у него не закружится голова. — Яхта «Каллиопа», — повторил он.
— Это его собственная яхта, она потерпела кораблекрушение и разломилась надвое в тумане у мыса св. Винсента.
— Теперь я вспомнил. Неужели?..
На улице, у входа в театр, послышались голоса.