— Да, сэр.
— Вас надо сменить. Вы слышали об инструкциях мистера Фокса касаемо ногтей мальчика?
— Да, сэр, слышал, но уже после того, как мальчика вымыли.
Аллейн шепотом выругался.
— Но я случайно заметил… — Констебль с невозмутимым выражением лица вынул из кармана кителя сложенный листок бумаги. — Когда мы ехали в «скорой», сэр, мальчика накрыли одеялом, но одна рука свисала, и я заметил, что у него грязь под ногтями, как это часто бывает у мальчиков, однако сами ногти обработаны, Бесцветный лак и все такое. Тогда я пригляделся и увидел, что два ногтя сломаны, а остальные вроде как забиты красными ворсинками. Я вычистил их перочинным ножом. — И констебль скромным жестом подал Аллейну сложенный листок бумаги.
— Как вас зовут? — спросил Аллейн.
— Грантли, сэр.
— Хотите перейти в уголовный розыск?
— Очень хочу.
— Когда будете писать заявление о переводе, обратитесь ко мне за рекомендацией.
— Спасибо, сэр.
Тревор Вир издал продолжительный вздох. Аллейн взглянул на полуприкрытые глаза, длинные ресницы, пухлые губы, столь неприязненно улыбавшиеся в то утро в «Дельфине». Теперь это был просто рот больного ребенка. Аллейн коснулся холодного, покрытого испариной лба мальчика.
— Где его мать? — спросил Аллейн.
— Говорят, едет.
— Я слышал, с ней нелегко. Не оставляйте мальчика, пока вас не сменят. Если он заговорит, записывайте.
— Мне сказали, что он вряд ли скоро заговорит, сэр.
— Знаю, знаю.
Появилась медсестра с подносом, накрытым салфеткой.
— Хорошо, — сказал Аллейн, — я ухожу.
Он отправился в Скотленд-ярд, подкрепившись по дороге кофе и яичницей с беконом. Фокс уже был на работе. Он появился в кабинете Аллейна как всегда спокойный, рассудительный, подтянутый и чрезвычайно опрятный. Фокс кратко изложил последние новости. Близких родственников у Джоббинса, похоже, не было, но хозяйка «Друга речника» слышала, как он упоминал о двоюродном брате, служившем начальником шлюза близ Марлоу. Рабочие сцены и служители были проверены и исключены из списка подозреваемых. По их словам, ежевечерний осмотр театра всегда проводился с особой тщательностью.
Бейли и Томпсон закончили снимать отпечатки в театре, но ничего значительного не обнаружили. Из гримерных также ничего интересного извлечь не удалось, если не считать записки, написанной Гарри Гроувом и адресованной Дестини Мед, которую та беззаботно сунула в коробку с гримом.
— Очень откровенная записка, — с неодобрительной миной заметил Фокс.
— О чем же он откровенничает?
— О сексе.
— Вот как. Для нас это интереса не представляет?
— В отношении расследования, никакого, мистер Аллейн.