Осмотр на следующий день прошел хорошо, прекрасно, как и предсказывал Бонхэм. Управляющий в белом костюме и белой фуражке, почти что форменной, и констебль Грин в голубой форме с красными полосками на брюках и красной лентой на фуражке попросили у Хозяина судна официального разрешения зайти и поднялись на борт. Управляющий был очень вежлив, корректен, точен. Как и констебль Грин, поскольку его готовил лично Управляющий, а может, его предшественник. Констебль (Управляющий был рядом с ним) осмотрел все, в том числе и под накидкой в трюме, лазарет, все.
— Вы, конечно, понимаете, что это необходимо, — сказал Управляющий, пожимая руку Хозяину Судна. — Простите, что я был вынужден это сделать. Вы понимаете?
— Конечно же, сэр, — ответил Бонхэм. — Иначе и нельзя. Мне ненавистна одна мысль о том, что мое судно ушло бы в море с такой тенью. Я хочу в будущем приплывать на Северный Нельсон и, наверное, довольно часто.
— Всегда будем вас ждать, — сказал Управляющий и улыбнулся. — И ваших клиентов, — добавил он, приятно кивнув остальным. — Льстим себя надеждой, что будем наилучшим местом в Карибском море. Особенно для таких круизов, как ваш. — Если он и заметил распухший и заклеенный нос Гранта и разбитое, распухшее лицо Орлоффски, то не подал вида.
Когда они были в пути, в море, Хирург осмотрел нос Гранта. «Неплохо сделано, — сказал он с невольным восхищением профессионала, — совсем неплохо». Несмотря на это, он достал свою аптечку (она всегда была с ним, пояснил он, он без нее, как голый, особенно в круизах) и все переделал, сняв ленту, кое-что передвинув и наклеив свою ленту, пока Грант шипел и плакал от боли. Потом он тщательно прочистил носовые проходы. «Конечно, все это надо будет сделать еще раз, когда спадет опухоль». В тяжком похмелье, трясучке, выбитый из колеи, он сохранял хорошие руки, прекрасные руки, и когда он закончил, то сразу было видно, что нос он сделал гораздо лучше, чем Грант.
Поляку он вынужден был наложить четыре шва на порез под левым глазом. Инструменты у него были, и он быстро и гигиенично все сделал. Порезы над глазами Орлоффски не требовали швов, и Грант отвел Хирурга в сторону и показал, как боксеры и их тренеры делают «мостики из пластыря», о чем Хирург даже не слышал и снова изумился. Хирург изготовил их и наложил на порезы у Орлоффски, но все это время Грант и Орлоффски не только не разговаривали, но и не подходили друг к другу.
В том же духе прошел весь путь в Га-Бей. Из-за осмотра судна они вышли в море довольно поздно, около десяти часов утра, так что Негрил-Пойнт они увидели только в девять утра следующего дня. Ветер дул такой, что большую часть времени Орлоффски оставался на носу, подтягивая стаксель, а Бонхэм из кабины управлял главным и носовым парусами. Поэтому Грант пребывал у кабины. Ночной бриз с земли на этот раз не очень помог. Грант и Лаки, которые теперь почти не разлучались, ночью пытались заснуть в каюте, но в конце концов сдались и вернулись на палубу, к ним пришли Бен с Ирмой, и они сидели на свежем воздухе под мигающими звездами. Бонхэм оставался у штурвала. Кэти Файнер прикорнула в углу кабины. Разговоров почти не было. Около десяти утра, когда они обогнули Негрил-Пойнт, до дома оставалась треть пути. Почти все были счастливы. Довольно скоро, через три-четыре часа, они миновали Монтего-Бей. К шести вечера они вошли в гавань Га-Бей и спустили паруса.