Эс-Ти ушел мыслями в прошлое. Каким блистательным безумцем был он тогда — полон жизни и сил, каждый шаг — рискованное предприятие, каждая ставка — состояние; даже память о былом казалась реальнее настоящего…
Харон в безлунную ночь, черная тень с серебряными подковами, крики и золото вспышек пистолетной стрельбы… Сердце забилось сильнее, ощутив прежнее возбуждение. Он снова почувствовал маску на лице, тяжесть металла и черного плаща, запах конского пота. Горло пересыхало в горячке сабельного боя, когда нужно было то пришпоривать, то осаживать Харона — летящий по воздуху призрак.
Надменность, расчет, внутреннее возбуждение вели его тогда по жизни между богатством и ужасающей нищетой при такой глубокой несправедливости, царящей на свете. Он тщательно выбирал, кого поддерживать, а кого преследовать, следил за своими живыми мишенями, тенью скользя за ними по светским гостиным, ухоженным паркам и сверкающим маскарадам.
Джентльмен вне подозрений, надежно защищенный уважаемым старинным именем Мейтландов, выбирал себе самых самодовольных и самовлюбленных.
Но он не был борцом за великую идею. Важна была только радость игры, риска, презрение к закону, пока хаос не обернулся против него самого.
Глубоко вздохнув, он взглянул на кровать. Глаза девушки открылись, и на лице мелькнула улыбка, но затем выражение изменилось. Помрачнев, она отвернулась от него.
— Я же просила вас не оставаться со мной.
Лихорадочный румянец, казалось, немного уменьшился, но в свете огня камина трудно было разглядеть наверняка. Протянув руку, он дотронулся до ее лба.
— Жар спал, правда? Я выживу.
Лоб ее уже был не такой горячий.
— С Божьей помощью, — сказал он.
— При чем тут Бог? Просто жар спал. К утру все будет… нормально. Видно, меня ничто не может убить.
— Недавно я в этом не был так уж уверен.
Она смотрела на протянутую чашку, затем подняла дрожащую руку. Приподнявшись, она стала пить воду маленькими глотками, держа чашку обеими руками. Потом взгляд задержался на нем.
— Вы поступили глупо, оставшись здесь.
— А что мне оставалось делать? Я здесь живу. Больше мне некуда идти.
— В деревню, — слабо сказала она.
— И принести туда лихорадку?
— Глупый человек… глупый человек. Если бы вы ушли… как только я сказала. Заразиться можно только… при близком контакте.
Он молча смотрел на нее, пытаясь решить, насколько связно она говорит и действительно ли ей стало лучше.
— Я надеюсь, что вы остались не из каких-то нелепых романтических соображений.
Он опустил глаза на сбитые в кучу простыни.
— Каких, например?
— Например, желания спасти мне жизнь.