— Ты навлекла позор на всю школу, — сурово заявила директриса. — В «Левьер» сроду не случалось ничего подобного. Никогда! — она сняла очки со стеклами из горного хрусталя, и Лаки на секунду показалось, что эта властная англичанка сейчас расплачется. Ничуть не бывало. Она только искоса взглянула на Лаки, осуждающе скривила губы и продолжала обличительную речь: — Привести в школу мальчика — само по себе предосудительно, но затащить его в спальню… в постель!..
Олимпия с трудом подавила желание рассмеяться.
Директриса перехватила ее взгляд и угрожающим тоном произнесла:
— Можете смеяться, юная леди. Надеюсь, что вам станет не так весело, когда приедет ваш отец, чтобы забрать вас из пансиона, который вы опозорили своим… мерзопакостным поведением. Вы обе исключены. Лаки, мне удалось связаться и с твоим отцом. Он прибудет завтра утром, так же как и мистер Станислополус, — она вновь водрузила очки на переносицу и с отвращением посмотрела на обеих девушек. — А до того времени вам предписывается оставаться в своей комнате. Ясно?
— Черт побери! — воскликнула Олимпия, с размаху бросаясь на кровать. — Папа будет рвать и метать. Он терпеть не может, когда меня исключают, потому что тогда ему нужно ехать, забирать меня, читать нотацию и рассыпаться в извинениях за свою «маленькую шалунью». Он взял с меня клятву, что уж отсюда-то меня не попрут. Ах, черт побери!
— Мой отец не приедет, — убежденно заявила Лаки. — Пришлет кого-нибудь.
— Почему? — в голосе Олимпии прозвучало неподдельное любопытство.
Лаки пожала плечами.
— Он занятой человек.
— Все они занятые.
— Мой предок более занятой, чем все остальные.
— Чем он занимается?
Лаки снова пожала плечами и не особенно вразумительно, осторожно подбирая слова, ответила:
— У него куча самых разных дел. Отели… заводы… издательства… Чего ни коснись, он ко всему имеет отношение.
— И к Марабель Блю, — как бы между прочим добавила Олимпия.
Лаки крутнулась на каблуках и впилась в подругу взглядом.
— Ты давно это знаешь?
Та зевнула и потянулась.
— Порядочно. Я хотела, чтобы ты сама рассказала. Господи! Почему у меня отец — какой-то занудный миллионер, а не знаменитый преступник?
— Мне запретили кому-нибудь говорить.
Олимпия фыркнула.
— С каких это пор тебя останавливают подобные вещи? Запретили — ах, ах! Обхохочешься!