— Конечно, что-то блестит, — подтвердил Стриж. — Ты прав, старина. Но, может быть, это не золото. Мало ли что блестит на свете.
— Ну да, золото, — вступил в разговор Илюша. — Вкрапленное золото, так оно и называется.
Вепринцев недовольно покосился на парня, неопределенно пожал плечами и возвратил штейгеру кусок золотоносной руды.
Гурий опять потащил их куда-то в кромешную тьму, в затхлую сырость подземелья. Вепринцев ступил на что-то твердое и скользкое, ноги его разъехались, и он грузно упал, огласив тьму длинным ругательством.
— Осторожно! Это наледь, от зимы осталась, — с опозданием предупредил штейгер.
Илюша и Стриж помогли подняться Вепринцеву. Он охал и клял все на свете.
— Куда мы идем, старик? — спросил он с раздражением.
— Я знаю, куда идти надо, — ободрил Гурий. — Со мной не пропадете, без факела всю шахту обойду и не заплутаюсь.
— Этот старый дурак, кажется, совсем взбесился, — ворчал Вепринцев, тяжело шагая позади Илюши.
Но Гурий будто не слышал ворчанья своих спутников, он бежал вперед.
— Вот она, яма-то, вот… — задыхаясь крикнул он и, сделав еще несколько шагов, устало присел на камень.
— Что за яма?
Штейгер обтер рукавом куртки лицо, покрытое копотью и брызгами грязи, тяжело передохнул.
— Золото здесь было.
— Золото?
— Да-а, в эту яму Дурасов двенадцать пудиков закопал, и никто ни сном ни духом не ведал, а вот как пришли к нам партизаны в девятнадцатом, разыскали и выкопали, разузнали как-то…
— В девятнадцатом году партизаны выкопали? — с заметным испугом в голосе переспросил Вепринцев.
— Выкопали. И все золотишко попало Щетинкину… А в общем государству досталось, не то чтобы какому-то хищнику; вот так-то оно и случается на белом свете, — закончил штейгер.
Вепринцев наклонился над ямой, выбитой в пласте мягкой породы, пошарил руками. Это было небольшое углубление в стене штольни, рядом лежали черные глыбы породы и кучка зернистого песка.
— Тут оно и было? — глухо спросил он.
— Было когда-то. Говорят, в кожаных сумках лежало, песочком вот этим было присыпано, а сверху породой завалено.
Вепринцев забрался в яму и ощупал стены, дно, камни, лежавшие возле ямы, освещая их факелом. Заметно было, как дрожали его руки, прикасаясь к шершавой поверхности камней. Затем он воткнул в щель факел, взял пригоршню песка со дна ямы и долго пересыпал его, жадно вглядываясь в тонкую серую струю. Лицо его было растерянно и серо, как этот песок.
Вепринцев почувствовал, как отвратительное горькое сомнение проникало в душу. Он готов был выскочить из этой ямы, наплевать всем в лицо, избить до полусмерти старика-штейгера и бежать отсюда, бежать без оглядки, куда глаза глядят. Он устало сел на край ямы. Может быть, и там, в этом идиотском ложке, давным-давно выкопали какие-нибудь партизаны?