— Нельзя ли еще одну чарочку? Старый желудок что-то плохо варит.
— Боюсь, что взорвешься, и тогда, не дай бог, что произойдет, — захохотал Вепринцев.
Гурий только грустно вздохнул.
Илюша молча хлебал из чашки. Все, что видел он в шахте, заставляло его по-новому приглядываться к Вепринцеву и его приятелю. «Нет, они не геологи, — думал он. — Но кто же они?»
31. Смертельная опасность
Всю ночь Вепринцев возился у костра: охал, скрипел зубами, ругался — его заедали комары. Их было великое множество. В парной ночной мгле стоял тонкий и бесконечно нудный писк. Никогда Вепринцев не испытывал ничего более неприятного и омерзительного. Он вспотел, обессилел — тело чесалось и ныло, и уже не хватало силы поднять руки отмахнуться. Им овладело какое-то странное безразличие: «А, с ними все равно ничего не сделаешь…»
Он поднял голову — костер чуть теплился. Над сырой росистой травой едва приметной полоской тянулся дым и облачком скапливался в лощине. За увалом, сквозь лесную чащу проглядывал серый рассвет утра… В тайге тихо: не качнется ветка, не шелохнется травинка. Вепринцев на корточках подсел к костру, собрал по его краям обгорелый хворост и кинул на угли — тихо затрещали тонкие сухие ветки, вспыхнул сизый огонь. Он огляделся вокруг — все спали, только Стриж время от времени возился, покашливая.
«Их не кусают, — с завистью подумал Вепринцев. — Черт знает, что за люди, даже комары их не трогают, спят как убитые… Однако путешествие не из приятных. От одной этой гадости можно потерять рассудок…»
А утро ширилось, разрасталось, как пожар на ветру, реже и светлее становилась тайга, глубже просторы синего неба. Где-то тихо и неуверенно пискнула синичка, цокнула белка, выглянув из дупла; на вершине черной, как осенняя ночь, пихты шумно отряхнулся столетний линяющий ворон; тучи комаров поредели — комар тоже кое-что понимает: утро ему несет мало радости, проснутся его враги — птицы, и если он не успеет убраться в глухую сырую чащу, быть ему первым блюдом на птичьем завтраке.
— Я думаю, тебе хорошо спится, — ехидно ухмыльнулся Вепринцев, заметив, что Стриж высунул из-под фуфайки взъерошенную голову.
— Ох-хо, как бы не так… — застонал Стриж. — За всю ночь ни одной минуты не уснул, загрызли… Ну, понимаешь, до мосла грызет, окаянный.
Вепринцев взглянул на Оспана, на Илюшу, спокойно и сладко храпевших под телегой.
— Им, должно быть, чертовски хорошо! За всю ночь ни один не поднялся.
— Это им впривычку, никакая холера их не берет, закалились.
Проснулись и остальные. Наскоро закусив холодной вчерашней рыбой и запив кипятком, крепко настоенных на земляничных кореньях, путники снялись с места, оставив на умятой полянке остатки пищи, кучу золы да горьковатый запах дыма.