Путь на Олений ложок (Кислов) - страница 81
Так и ушел Лукашка, не открыв таёжной тайны…
Профессор обернулся и увидел, что Катя с недоумением и испугом следит за ним.
— Простите, товарищ Пылаева, — сказал он. — Мне надо как можно скорее увидеть Николая Ивановича. Кажется, я смогу помочь ему.
23. Неожиданное сообщение Онучиной
В отделении милиции, которое находилось рядом с тюрьмой и куда Шатеркин приехал по вызову, его встретил дежурный и провел в отдельную комнату.
— Вот, эта самая гражданочка, товарищ капитан, которая… — осведомленно кивнув головой, сказал он.
На стуле, возле стены, сидела немолодая, просто одетая женщина. Шатеркин подошел к столу, молча сел. Женщина не обратила на него внимания, она даже не подняла головы, будто не слышала, что в комнату вошли люди. Видно было, что привело ее сюда большое неизбывное горе. Дежурный порылся В куче тряпок, которые вытряхнул из обыкновенней базарной сумки и подал Шатеркину туго скатанный папиросный мундштук.
— Из тюрьмы, нелегальное сообщение с волей…
Капитан кивнул головой, давая понять дежурному, что он больше не нуждается в его помощи. Когда дежурный вышел, Шатеркин бережно расправил пожелтевшую от табака бумажку, положил ее под тяжелый мраморный пресс.
— Что вы можете сказать? — спросил он закуривая.
Женщина, тяжело вздохнув, подняла голову. Глаза ее, опухшие от слез, были настороженно пугливы, недоверчивы; из-под старенького платка выбивались на морщинистый лоб нечесаные, с густой проседью волосы; на ногах были простые брезентовые туфли на резиновой подошве. Она неловко поднялась и громко всхлипнула.
— Ничего я не могу вам сказать, товарищ…
— Сидите, пожалуйста, и успокойтесь, сейчас разберемся.
Шатеркин взял паспорт, оставленный дежурным, и, раскрыв его, с удивлением поглядел на женщину. Перед ним сидела мать Романа Онучина. Уставшая от горя и постоянной тревоги, рано состарившаяся, она, казалось, ко всему утратила интерес и на все теперь смотрела с холодным безразличием. Капитан на минуту представил себе ее сына, подумал: как непохожи друг на друга эти два родных человека.
— Онучина Аксинья Федоровна?
— Да-да, товарищ начальник, Онучина, — торопливо ответила женщина, встрепенувшись.
— Чем же вы занимаетесь?
— Можно сказать, ничем, так, что попадет… Я инвалид, пенсию получаю, вот и живу…
— Инвалид труда?
— Где уж там, — махнув рукой, печально проговорила Онучина. — Когда-то была учительницей в деревне, когда-то… Война мне всю жизнь искалечила — германские концлагери, постоянный страх, голод… Да что говорить. Сама себе не рада…
— И когда вы вернулись на родину?
— Второй год пошел.