Врач убрал стетоскоп.
- Думаю, сотрясение мозга. Я уже попросил вызвать "скорую".
- Спасибо, доктор. Гражданин Платонов, почему вы пытались скрыться?
- Я?! - засмеялся Платонов. - Наоборот, девочка от меня скрылась. Тогда я пошел своей дорогой... Не за что меня брать, начальник. Можно паспорт... обратно?
- Не отдавайте ему, не отдавайте! - взмолилась Рита.
- Конечно, если сомневаетесь, запишите фамилию и прочее. Только ведь свидетелей против меня нет.
- Но как же так?! Как же так?.. - Девушка осмотрела окружающих полными слез глазами, остановилась на интеллигентном наблюдателе.
Точно против воли он сделал шаг вперед к Платонову:
- Врешь. Ты его ударил. Назвал дохляком и ударил.
* * *
Так завелось это дело, фабулой своей похожее на сотни других. Но ему сопутствовали два особых обстоятельства, первое из которых переместило ординарную папочку на Петровку.
Заключалось оно в том, что арестованный Платонов оказался рабочим кладбищенской мастерской. На следователя и начальника райотдела милиции начали массированно давить. Их осаждали вдовы - заказчицы престижных памятников; вдовы, дети и даже внуки - владельцы памятников, стоявших рядом (из солидарности); самые неожиданные высокопоставленные или тайновластные лица; наконец, кладбищенское руководство, разъезжавшее на сияющих "Волгах".
Когда начальнику райотдела пригрозили учинить разгром на могилах его стариков (на том же кладбище похороненных), он впал в малодушие. И дело, вероятно, закрыли бы "за малозначительностью" или еще с какой благовидной формулировкой, но из больницы сообщили об ухудшении состояния потерпевшего. Теперь статья обвинения звучала сурово: "тяжкие телесные повреждения".
И начальник райотдела упросил Скопина принять дело в свое производство, а перед защитниками Платонова притворно разводил руками: дескать, рад бы, да начальство вдруг забрало в приказном порядке.
Вторым - менее необычным, правда, - обстоятельством была неуверенность в единственном свидетеле по фамилии Власов.
Вообще подкуп или угрозы, а то и слезные просьбы родственников нередко заставляют людей менять показания в пользу обвиняемых. Нечего и говорить, какая это язва для правосудия. Но Власов, по осторожному отзыву районного следователя, повел себя "немножко чудно" с самого начала, еще до всей вакханалии вокруг Платонова.
Потому-то дело и досталось Знаменскому.
- Не взыщите, Пал Палыч, что подсовываю элементарную историю, - заметил при этом Скопин, - но она по вас скроена. Боязливостью не страдаете. Тут у вас не липко, - он потер ладонь о ладонь. - И умеете взбадривать человеческую совесть. Так что, надеюсь, убережете драгоценного свидетеля до суда. А то срам мне будет перед районом.