— Господи, да у вас волос хватило бы на трех дам! — восхитился Джеймс.
— Так природа вознаграждает за то, что они у меня не завиваются в локоны, — ответила Мелоди.
Ей хотелось отомстить за безразличие, ужасно поразившее ее, когда Джеймс, достав из пакета еще одну охапку салфеток, нахлобучил их обеими руками ей на голову наподобие старинного шлема.
— Почему вы не сделаете завивку, как другие женщины? — спросил Джеймс. Его голос внезапно стал прерывистым, как дым из трубы, летящий по ветру на рассвете студеного дня.
— Потому что я не такая, как другие женщины. — Голос изменил Мелоди.
Сначала он помолчал немного, продолжая прижимать салфетки к ее голове, тогда как большими пальцами рассеянно гладил ее виски. Наконец он произнес:
— Должен согласиться. В самом деле — другой такой нет.
Он сказал только это, но Мелоди знала, что прелюдия к поцелую прозвучала. Она знала, так как голубизна его глаз приобрела несколько иной оттенок, вслед за его изменившимся голосом. Мелоди знала, потому что слышала его глубокий вздох, как если бы он просил Бога дать ему силу воли, чтобы сдержать себя и не отдаться на произвол импульсов, несущих ему неприятности, в коих он не нуждался.
Мелоди знала, потому что ее сердце сбилось с ритма и вырвалось из-под контроля, и она боялась, что легким не хватит воздуха.
А затем она знала уже только одно — его губы касались ее рта и были слаще, чем осеннее вино. И еще она знала, что ее никогда так не целовали прежде, и она не целовала в ответ так же, как сейчас, сознание этого опустошало душу, но, несмотря ни на что, Мелоди не переставала отвечать Джеймсу поцелуями.
— Это, правда, не очень хорошо, — прошептал он, подняв голову настолько, что она смогла увидеть мутное отражение в расширившихся зрачках его глаз.
— Да, — чуть слышно прошептала она. — Еще кто-нибудь увидит.
Но это, конечно, была чепуха. Стекла машины запотели, и они с Джеймсом находились в тесном мирке, замкнутом, как будуар.
— Я, пожалуй, заведу двигатель и включу обогреватель, — проговорил он не слишком убежденным тоном.
Он повернул ключ в замке зажигания. Но прежде чем завелся мотор, кабину заполнил голос, исполняющий «Глаза ангела».
— О господи, — простонал Джеймс, и совершенно непроизвольно губы их снова слились. Рука Джеймса обняла ее за шею и легла на затылок, теплая и уверенная.
Теперь поцелуй был другим — более смелым и, если это было возможно, более захватывающим, чем в первый раз. Он был интимным, проникающим — так целовать себя она никогда не позволила бы другому мужчине после столь краткого знакомства, но сейчас подчинилась безропотно. Более того, она отвечала страстью на страсть, утоляла внезапный голод, и, когда его рука, ласково поглаживавшая ее бок, остановилась на груди, Мелоди подумала только, что наслаждение, такое близкое к боли, остается все-таки утонченным. Прежде она не имела об этом никакого представления.