– А сейчас я буду демонически смеяться, – сказал Фиговидец.
В последнюю ночь я решил устроить засаду и мобилизовал Фиговидца.
– Ты будешь спать, а я – сторожить? – уточнил Фиговидец. – По рукам.
– Только спрячься получше.
Я не рассчитывал, что мне удастся долго прободрствовать, и всё же боролся со сном. Уже задремав, я продолжал различать звуки. Я слышал клокотание и рокот в простуженном горле, бессвязную быструю речь, покорно сдерживаемое дыхание Фиговидца – и его муку в замкнутом, набитом чужими телами пространстве. Этот мог заснуть в подобных условиях только потому, что слишком уставал за день. Неожиданно в темноту вплёлся новый шорох. Уверенно и осторожно он приближался ко мне.
Я потрогал оберег и сжал руку в кулак, но алчные пальцы вцепились мне в горло. Хрипя и отбрыкиваясь, я пытался их поймать, сломать, вырвать, но они, непостижимо ускользая, всё сдавливали и сдавливали, и, когда я наконец позвал на помощь, это, увы, не было зовом. Я напрягал последние силы, гаснущим участком мозга гадая, куда мог деться фарисей.
Когда я наконец очнулся, он с угрюмым видом сидел надо мной и держал за руки.
– Тебе кошмары снятся.
– Кто здесь был?
– Никого, только я. То есть… – Он беспомощно огляделся. – Ты же видишь, все дрыхнут.
Мощный мерный храп гвардейцев сотрясал воздух. (Я пробовал спать в разных палатках.) Было холодно, но душно. Глаза Фиговидца во мраке из серо-голубых стали чёрными.
– Но кто на меня напал?
– Никто. Ты спал, стал биться, как от кошмара или в припадке. Я не мог разбудить.
Я застонал и раскинул руки.
– Рассказать тебе?
– Я людям в душу стараюсь не заглядывать. – Он мягким движением отёр мой лоб. – Это зрелище не для слабонервных.
Когда мы двинулись дальше, солнце, если его было видно, заходило прямо перед носом.
– Мы ведь не заблудились? – спросил я Молодого. – Маршрут не изменился?
– Тебе-то что? Начальствуй потихоньку.
– Что он велел сделать с Автово?
– В песок растереть и солью засеять. – Молодой сплюнул. – Разноглазый, мы не отмороженные. Платонов не сумасшедший. Всё путём. И работы у тебя лишней не будет – да можно сказать, и вообще никакой.
– Зачем я тогда?
– Это Богу вопросы. – Молодой хмыкнул. – Насчёт аспидов попущенных и этой, теодицеи.
– Я не про теодицею спрашиваю.
– А зря. Вот ты скажи, если этот Сахарок в мире на законных основаниях, то что это за мир такой?
– В другое время пошутишь. Канцлер мне сказал, что…
– А ты поверил? Он же предаст всех, до кого руки дотянутся.
Я посмотрел на оберег.
– Как же это?
– Красивая цацка, – сказал Молодой небрежно. – Дорогая. Боишься, что сопрут?