В Бога веруем (Фигль-Мигль) - страница 14

Какие сочинения писал в школе Евгений — навсегда, по-видимому, останется тайной. Мы вправе предположить, что его мать берегла выцветшую тетрадку и там были Рахметов, лишние люди или — скорее всего — прописи, потому что родители склонны хранить именно первые тетрадки своих детей, опрятные, простодушные, с невинными ошибками труды еще нетвердой, еще старательной руки. Если бы не вызванная переездом на новую квартиру жестокая расправа с хламом, эта тетрадка, пережив воспоминание о себе, и сейчас бы лежала в укромном углу антресолей, в пачке старых журналов и открыток. Не хотите, кстати, полистать старые журналы? Вам что, в детстве выписывали “Мурзилку”? “Мурзилку”, а как же. А потом “Пионер” и “Юный натуралист”. А нам еще “Юный художник”. И что, рисуете? Нет, конечно.


об именах рыцарских мечей

Имя живет своей жизнью и вдыхает жизнь в того, кто его носит. Знаете, у рыцарских мечей были имена. Как звали меч Роланда? — Дюрандаль. (Благочестивый меч, в рукоятке собраны мощи на любой вкус: и нитки из плаща Богоматери, и волосы святых, и даже зуб апостола Петра.) А Руджеро досталась Бализарда (беспокойный меч, “что ни удар”, то покойник на земле”), сделанная злой феей на погибель Роланду. У Зигфрида была Бальмунг, у Эдуарда Исповедника — Кертана, у короля Артура — Эскалибур (по одной этимологии — “толстопузая”, по другой — “руби сталь”), у Ланцелота — Арондит, у Ринальдо — Фруберта, у сэра Артегаля — Хризаор (“меч добрый, как золото”), у сэра Бивиса (это не тот Бивис) — Моргли, у Оджьера Датчанина — Совейн, у Фритиора — Энгервадель (“миротворица”; этот меч сиял в военное время и тускнел в мирное), у Сида — Тизона и Колада (причем Коладу он добыл — это такой рыцарский сленг — у графа Раймонда Беренгария Братоубийцы, а Тизону — у царя Букара, разрубив этого Букара напополам Коладой), а Отвиту, бородатому королю лангобардов, король карликов Альбрих подарил Россу, сиявшую всеми цветами (что-то об этом есть и у Вагнера). Да что там! даже у Антония (тот, тот) и Парацельса были мечи (Филиппа и Панацея), хотя первый жил задолго до рыцарей, а второй — несколько позже.

Фу, фу! Задушите! Ничего, погодите, потерпите, мы на пороге важного открытия: ведь все эти мечи — женского рода, вы заметили? Мы-то морочимся — кто такая Прекрасная Дама? — а прекрасная дама вот она, всегда под рукою. Зачем бы Тристану понадобилось класть меч между собой и Изольдой, когда все так славно сложилось? Правильно, меч ревновал — я, дескать, с тобой рядом буду спать, а эта дура — на краю постели; у вашего собственного супружеского ложа разве нет таких историй? А зачем Сиду понадобился меч номер два? А затем, что у Колады крест и набалдашник железные, рукоять — деревянная с белой кожаной обмоткой, а у Тизаны и эфес серебряный, украшенный замками и львами, и клинок с золотой надписью — променял мой Сид дурнушку на красавицу.