— Что-то случилось? — тихо спросил Харрингтон.
Клеменси напряглась, когда Джошуа очутился за ее спиной.
— Нет. Просто немного устала, — непринужденно сказала она, оглянувшись, но избегая взгляда проницательных синих глаз. — Впрочем, я передумала. Ничего, если я все-таки выпью?
— Конечно, — учтиво сказал Джошуа, но вместо того, чтобы отойти, еще раз внимательно посмотрел ей в лицо. На мгновение Клеменси решила, что допрос будет продолжен. Однако Джошуа передумал и, к ее облегчению, полез в буфет за вторым бокалом.
Что бы он сказал, если бы Клеменси поведала ему правду? Правду, которую только что открыла сама? Джошуа, кажется, я полюбила вас. Да. Так и есть.
Конечно, он встревожился бы. И испугался. Он был бы добр, заботлив, мягок, ни за что не причинил бы ей боли. По иронии судьбы, именно за эти качества она его и полюбила. И это было бы совершенно невыносимо.
Она незаметно покосилась на Джошуа, ловко откупоривавшего бутылку. Картину довершала агрессивная мужественность. Итог получался ошеломляющим. И зачем только форма соответствует содержанию? Почему воспоминания о том, каким он был пять лет назад, вместо того, чтобы поблекнуть со временем, остались такими же четкими?
Когда Джошуа обернулся и протянул Клеменси бокал, она заставила себя прогнать эти мысли.
— Спасибо. — Она сделала глоток и мельком посмотрела в окно. — Джош! — При виде серой тени, двигавшейся по газону, женщина невольно стиснула его руку и широко раскрыла глаза. — Посмотрите! Кажется, это…
— Барсук, — негромко закончил Джошуа, проследив за направлением ее взгляда. Затем он протянул длинную руку и убавил свет.
Теперь было намного легче рассмотреть очертания широкой, приземистой, безошибочно узнаваемой фигуры.
Затаив дыхание и приоткрыв рот от удовольствия, Клеменси следила за тем, как барсук поднял морду, понюхал воздух, по-видимому, не почуял никаких угрожающих запахов и неторопливо проследовал в густой кустарник.
— Томми был бы в восторге, — шепотом сказала она и обернулась к Джошуа. Он не смотрел на барсука. Его глаза, казавшиеся в полумраке почти черными, напряженно всматривались в ее лицо.
— Да? Может, пойти и разбудить его? — проворчал Харрингтон, на челюсти которого бешено пульсировала какая-то жилка.
От выражения его глаз у Клеменси пересохло во рту. Ее ладонь, все еще лежавшая на руке Харрингтона, окаменела, ощутив, как под ее ладонью напряглись тугие мышцы.
Не сводя глаз с лица Клеменси, Харрингтон взял у нее бокал и поставил его на буфет. А затем поднес ее руку к губам и по очереди поцеловал каждый палец.