Затем, сгоряча, вскочили красноармейцы пятой и шестой рот. Их поднял лейтенант Ступак. Они бежали с примкнутыми штыками, чтобы опрокинуть, отбросить наступавших. Эта не слишком обдуманная атака, как и многие другие на той войне, наткнулась на дружный встречный огонь, и до рукопашной дело не дошло.
На снегу, испятнанном кровью, остались лежать не меньше десятка убитых бойцов. Несколько раненых отползали, зарываясь в снег. Немцы, понеся потери и лишившись танковой поддержки, отступили.
На левом фланге, как и в прошлый раз, обстановка тоже складывалась непросто. Один из тяжелых Т-4 взорвался на мине и догорал. Но два других Т-4 и несколько машин помельче прорвались. Взвод «сорокапяток» (три орудия) был расстрелян и раздавлен вместе с расчетами. Три противотанковых ружья вели огонь до последнего, но против Т-4 ничего сделать не смогли, не считая мелких повреждений. Все бронебойщики были расстреляны и раздавлены в их окопах.
Молодой командир взвода ПТР, сбросив шинель, в упор швырнул две противотанковые гранаты, порвал гусеницу и разбил ведущее колесо Т-4. Контуженый, почти оглохший, он успел застрелить из нагана высунувшегося танкиста.
Лейтенант погиб бы, как и остальные бронебойщики его взвода, но парня вытащил на своей широченной горбатой спине старшина Савелий Гречуха.
Танки принялись утюжить траншеи и окопы. Здесь решалась судьба полка. Подполковник Рекунков, которому присвоили очередное звание за прорыв вражеской обороны, раздавал из своего командного пункта указания, кричал на комбатов, но картину боя видел лишь издалека и толком не знал, что там происходит.
– Держаться! – надрывался он. – Держаться, и ни шагу назад. Кто отступит без приказа – трибунал и расстрел на месте.
– Некуда нам бежать, – в сердцах выкрикнул в трубку один из комбатов. – Танки догонят, на гусеницы намотают. И ваш трибунал не понадобится.
– Я вас…
Неизвестно, чем еще собирался грозить подполковник, но связь оборвалась. В распоряжении командира полка оставалась пара уцелевших гаубиц и батарея 120-миллиметровых минометов. Оружие сильное, но стороны сблизились настолько, что минометы были уже бесполезны, а к гаубицам оставалось всего несколько снарядов.
Когда начиналась атака, Рекунков был обязан пустить в ход мощные полковые минометы. Они не обладали большой точностью стрельбы, однако мины весом шестнадцать килограммов при близком попадании могли перебить осколками гусеницы, смять ствол орудия. А прямое попадание мины, летящей сверху, как бомба, могло пробить броню и поджечь танк.
Рекунков хотел дать такую команду, но вмешался комиссар: