Теперь мне кажется, что мой собственный мир, пусть и холоден ко мне, но вовсе не так плох.
– Холоден, сестра?
– Да… Хотя ты можешь сказать, что мне это все лишь мерещится…
Герсими и в самом деле хотела такое сказать. Но решила, что лучше будет промолчать: Шахразада скажет все сама – надо лишь дать ей такую возможность.
– Однако этот мир хотя бы привычен. Но судьбе было мало того, что я едва не поверила в смерть отца своих детей… Она решила, что будет совсем недурно, если ей удастся напугать меня еще больше. И потому на следующую ночь я оказалась в самом сердце империи франков – Париже. Однако думаю, что та, кем я стала, пусть и ненадолго, родится еще очень и очень нескоро. Да и имя у меня, о нет, у нее, такое странное… Миллисент Трой.
Голос Шахразады постепенно растворился в тишине парка. А перед глазами насторожившейся Герсими предстал ночной город, которому еще очень нескоро суждено будет стать подлинной столицей мира.
На остров посреди Сены, под стены древнего собора, собрались веселиться жители прекрасной Гельвеции, великого Парижа. Миллисент Трой пробиралась мимо глотателей огня, карманников и уличных певцов. Она бродила среди толпы одетых в черное готов, которые роились вокруг собора Парижской Богоматери, стараясь вести себя так же, как они. Но все равно на нее обращали внимание.
Мужчины, мимо которых она проходила, медленно поворачивали головы и смотрели ей вслед. Брови их хмурились: они что-то ощущали, но не могли определить, что именно. Видимо, какая-то древняя животная память определяла ее как их самую необузданную фантазию или самый мрачный кошмар. Но Лисен не была ни тем, ни другим. Она только что окончила университет Тулейна и была одна в Париже. И еще была голодна… Утомленная очередными безрезультатными поисками своей пищи, она опустилась на скамейку под каштаном, пристально глядя на официантку, наливавшую в чашечку эспрессо. Лисен помечтала о том, чтобы с такой же легкостью можно было наливать кровь. Да, как хорошо было бы, если бы она лилась, теплая и густая, из крана бездонной бочки! Тогда ее желудок не сводило бы судорогой от голода при одной мысли о подобном!
Она умирает от голода в Париже. Одна, без друзей. Умирает от голода в окружении целых галлонов пищи!
Парочки, расхаживающие рука об руку по усыпанной гравием дорожке, словно смеялись над ее одиночеством. Неужели дело только в ней? Или парочки в этом городе действительно смотрят друг на друга с каким-то особым обожанием? Особенно весной.
Лисен решилась нырнуть в эту суету из-за того, что ее номер в гостинице был оглушительно пустым, и в надежде на то, что ей удастся найти в городе света хоть одного торговца кровью. Ее прежний поставщик улетучился почти в буквальном смысле слова – улетел из Парижа на Ибицу. Он невнятно объяснил свой внезапный отъезд прибытием «восставшего короля» и тем, что в развеселом Париже «заваривается какое-то серьезное дерьмо».