Она безошибочно вычисляет меня и несколько мгновений смотрит своими огромными черными глазами. Они черны настолько, что кажутся серебристо-серыми из-за отраженного в них дневного света.
Женщина смотрит и молчит. А потом происходит что-то невероятное. Набрав воздуху в грудь, она начинает петь.
Она поет в полной тишине, потому что присутствующие теряют дар речи от неожиданности. У нее глубокий, когда-то, видимо, очень сильный, а сейчас точно подломленный голос. Она стоит посредине комнаты и поет. И при этом совсем не выглядит сумасшедшей.
Постепенно ошеломление проходит. Я начинаю различать в песенном потоке отдельные слова и с удивлением обнаруживаю, что пение для женщины служит коммуникативной функцией. Если отделить слова от мелодии, получается примерно вот что:
– Меня зовут Айдан. Я так рада, что наконец-то вижу вас. Простите, что я пою, но по-другому совсем не смогу говорить. Я написала книжку про свою жизнь, да-а-а… Хочу показать ее вам, вдруг вам понравится и вы ее напечатаете…
Я вывожу Айдан в коридор. Мы садимся на специальный «авторский» диван, потому что присутствие поющего человека в комнате гарантирует остальным редакторам сорванный рабочий день.
Существенно сбавив звук, Айдан продолжает изъясняться со мной своим необычным способом. А я слушаю и терзаюсь от зависти. Я точно знаю: голос – самый безусловный и не требующий доказательств Божий дар, самое универсальное средство самовыражения. Он или есть, или его нет. Он не требует посредников в виде листа бумаги и карандаша, холста на подрамнике и красок, и даже музыкальный инструмент ему не нужен.
Существует одна вещь, которую мне никогда не сделать: ни при каких обстоятельствах я не смогу спеть «Каста Дива», как Мария Каллас. Да я вообще никак не смогу ее спеть. Именно это, а совсем не то, что все мы рано или поздно умрем, огорчает меня больше всего.
Вокальный дар Айдан почему-то является для меня косвенным доказательством ее общей талантливости. Ну, не может обладательница такого голоса написать совсем плохо. А из всего, что не совсем плохо, можно, при желании, сделать хорошо.
Про свою манеру общения Айдан поведала следующее:
– Я была третьим ребенком в семье, моя мама родила меня недоношенной. Никто не думал, что я выживу, да-а-а… Почти до шести лет я не могла говорить, хотя в уме знала все слова. Когда начинала говорить, получалось очень сильное заикание. Мы жили высоко в горах, и до больницы, где лечили такие заболевания, надо было добираться больше суток: сначала по горным тропам на осле или пешком, а потом еще на автобусе. У нас выживал только тот, кто не умер в детстве…